Седьмое небо - Татьяна Устинова

– Готов материал?

Лидия налила ему кофе в кружку с надписью «Я люблю чай» и отрицательно покачала головой:

– Нет пока, Игореш… Мне еще полчасика надо… Если б не этот придурок, который позвонил, я бы…

Игорь перебил ее с досадой:

– Плохому бегуну, Лидия, всегда кроссовки жмут. Сказано – сдать через полчаса, значит, и надо сдавать через полчаса. При чем здесь звонки какие-то?

– Он меня отвлек, – Лидия жалобно посмотрела в лицо начальнику, – и из равновесия вывел. Представляешь, позвонил и сказал, что завтра начнется большая игра…

– Завтра? – переспросил зам с недоумением. – Завтра нет никакой игры. Игра в среду. Наши с немцами играют. Это тебя заранее предупредили, чтобы ты не пропустила.

– Ты что? – спросила Лидия с подозрением. – Смеешься?

У них были странные отношения.

Года два назад случилась у них внезапно короткая и бурная любовь, которая так же быстро и бестолково закончилась.

Игорь Леонтьев был женат уже лет двадцать, имел взрослых и умных детей и такую же взрослую и умную жену, которая на шалости талантливого мужа смотрела сквозь пальцы. Или это редакционным барышням казалось, что сквозь пальцы?

Лидия влюбилась в шефа, с которым к тому времени проработала уже больше года, неожиданно и сильно, изменив своему главному жизненному правилу – никогда не связываться с женатыми мужиками.

Потом… потом он так же неожиданно охладел к ней, а она к тому времени уже насочиняла себе сказок о том, как хорошо они будут вместе жить, какие у них будут дети и выходные на даче. Конечно, никаких детей и дач Игорь Леонтьев и не думал планировать, и Лидия выползала из этой никому не нужной любви долго и трудно.

Понеся значительные потери, войска отступили на заранее подготовленные позиции.

Не было никаких подготовленных позиций.

Потери были, а подготовленных позиций не было.

Она чуть с работы тогда не ушла, но уходить было особенно некуда, а зарабатывать нужно, и каждый день начинался с кровавой борьбы с самой собой, и каждый день она напоминала себе, что нужно жить и работать, и есть, и спать, и дышать…

В конце концов она привыкла работать, дышать, есть и спать, не напоминая себе поминутно, что жизнь все-таки еще не кончилась.

Она не любила об этом вспоминать. Сам же «предмет», как называла ее кавалеров бабушка, ничего не замечал.

Он так же легко и блестяще работал, делая карьеру одной левой – так, по крайней мере, это выглядело со стороны, – менял любовниц, сюсюкал по телефону с женой и дочкой и к Лидии относился с ровным покровительственным добродушием, однако ошибок не прощал и никаких скидок не делал.

– Шевелева, ты же классный журналист, что ты несешь про какие-то телефонные звонки, которые тебя расстраивают до невозможности? – спросил шеф, прихлебывая кофе и неприятно морщась. – Распустились вы все от того, что я вас загружаю мало. Ну что ты смотришь?

Иногда, как вот сейчас, Лидию раздражали разговоры о лени и нерадивости сотрудников. Сотрудники были как сотрудники, не более и не менее нерадивые, чем все остальные люди на планете Земля. Иногда, когда им задерживали или не давали зарплату, они работали хуже, чем нужно, иногда, особенно в дни больших потрясений, которые случались то и дело, журналистский азарт брал свое, и тогда все работали не за страх, а за совесть. И газета у них отличная, одна из самых профессиональных, уважаемых и читаемых.

– Игорь, я сейчас допишу, – пообещала Лидия подхалимским тоном. Не объяснять же ему, что она не разделяет его взглядов на всеобщую лень! – Пропусти меня к компьютеру!

– Валяй, – разрешил он и подвинулся. – Дай только я одним глазом гляну, что ты там насочиняла.

Она всегда ужасно волновалась, когда он читал ее тексты. Все-таки журналист он был от бога, и, когда он говорил «плохо», это означало, что написанное на самом деле никуда не годится.

Читал он секунд сорок.

– Вот это ни к черту… и здесь тоже. Перепиши. Не просто поправь, а перепиши. Все остальное нормально, не трогай, а то увязнешь совсем. Поняла?

Это был высший балл, редкая удача. «Все остальное нормально, не трогай…»

– Хорошо, Игореш, – пробормотала благодарная Лидия. – Я быстро управлюсь, быстрее даже, чем за полчаса.

– Давай, я жду, – сказал он уже из-за двери. Лидия подождала, пока затихнут в коридоре его всегда легкие и стремительные шаги, которые она узнала бы и через сорок лет, и повернулась к верному компьютеру.

– Ты меня прости, – сказала она ему. – Тебе сегодня попало…

Он был старый, умный и всепрощающий, как пес. Они с Лидией всегда понимали друг друга.

Она погладила его по пыльному боку и вытряхнула из пачки сигарету. Уже вчитавшись в текст, который надлежало переписать, она вдруг вспомнила про телефонный звонок.

Нет.

Речь шла явно не о футболе.

– Егор Степанович, я вам больше не нужна?

Он не сразу сообразил, что кто-то о чем-то его спрашивает.

Секретарша застыла в дверях с каменной неподвижностью, как жена Лота, обратившаяся в соляной столб.

– Что? – спросил он, помедлив.

Так и есть. Она осмелилась нарушить суверенные границы монаршего кабинета и сделала это не вовремя. Самое легкое наказание – казнь на электрическом стуле.

– Вы что-то сказали? – переспросил он с убийственной вежливостью. – Или мне показалось?

Секретарша у двери совсем перепугалась. Он чувствовал, как волны ее паники разливаются по кабинету и вот-вот достигнут подножия трона – кресла, в котором он сидел.

Ему стало ее жалко.

Нагнал на всех страху, ничего удивительного нет в том, что теперь от него шарахаются сотрудники. А секретарша как раз и ни при чем. Запугивать ее совсем не входило в его планы.

– Вы домой хотите уйти? – спросил он почти человеческим голосом, и она судорожно закивала, боясь не угодить даже словом.

Он усмехнулся.

– Идите, – сказал он, опуская глаза на разложенные бумаги. – Только оставьте где-нибудь на видном месте мое завтрашнее расписание.