Башня спящих голосов - Евгения Мулева

С дрёмою справится лес.

Хэй! Напевай! Чары снимай!

Крошится звёздная пыль!

Хэй, напевай! Кончится, знай!

Сами соткём свою быль!

Звёзды здесь огромные, со спелое яблоко величиной, складывались в совсем незнакомые мне созвездия, и спутница-луна у них белела другая: какой-то неправильной изломанной формы, точно помятая с боков.

Первую звезду я проглядела, но услышала, как лихо засвистели вихри. Проглядела бы и вторую: несколько мгновений и яркий шлейф погас. Они вспыхивали яркие и тут же гасли. Вихри ликовали. Дуб вытягивал скрюченные ветви, топотал под землёй. Но пляска закончилась, закончился и звездопад, первый из всех мною виденных, и дерево вновь онемело. Вихри потерянно глядели на небо, притихшие маленькие. После шума и топота тишина повисла тяжёлая.

– А ты кто, девочка? – маленький вихрь дёрнул меня за подол.

– Я… – я не успела ответить.

– Волосы, какие красивые! – охнул второй. – Жаль не золотые. Подаришь прядь?

– И мне!

– И мне!

– Девичий локон из тьмы выведет. Поможешь, а?

– Мне бы самой отсюда выбраться.

– Так поможем! – захлопали хором. – Подсобим!

– Прядку дай?

– Тише-тише, – шикнул человечек. В руке посох, кафтан серый. Ветровой? Нет, не он. Да и голос другой, шерсть бирюзой отливает, – Темень, вон какая собралась! Незачем так шуметь, лихо звать.

Толпа притихла.

– Далеко лихо, не учует нас, – покачал головой человечек, тот, что локон первым спросил.

– За хребтами бродит, – подсказал другой.

– До хребтов рукой подать, – пожурил их, который с посохом. – Мы и без того лихо растревожили.

– Пляска важна!

– Важна!

– Важна!

Загомонили созданьица.

– Важна, – согласился тот, что с посохом. – А теперь расходиться пора. Проводи башенную, – он ткнул своей палкой куда-то в толпу. Созданьица расступились, не хотелось им, видимо, меня провожать. Они переглядывались, пихались, указывая друг на друга:

– Тебя выбрали.

– Нет, тебя.

– Тебя!

И наконец, ко мне вышел совсем низенький вихрь, меньше метра ростом.

– Ты Мирианна? – спросил он зачем-то.

– Я, – врать, так врать.

– Тогда идём. До опушки провожу, а дальше сама. Там до Башни близко, не заблудишься. Но нам в Башню нельзя. Он запретил.

– Ваш господин… – так называл его ветровой. – Давно вы его не видели?

– С алой мори не показывался. Мы-то вихри помним его, наш век долог, а другие и лик его позабыли. Спроси у дуба, как владыку нашего звать, не ответит ведь ничего. Спят деревья, травы дремлют, прорастают по весне, ибо велено, умирают по осени спящими. Мы их будим на равноденствие, хороводы водим как встарь. С каждой стужей труднее и трудней дрёму сбрасывать. Раньше на половину года песни хватало, теперь если час прободрствуют, считай, повезло. Дед говорит, это морь виновна, а я думаю, он дрему наколдовал. Кто ж ещё? Он велетов в камень обратил. Он! Ты слушай меня, светлоокая.

– Светлоокая?

– Светлоокая, – подхватили голоса.

Сколько ещё вихрей и ветерков в рощи прячется, идёт по моим следам?

– Ты спасешь нас, Мирианна. Ты справишься.

– Справишься, – подхватили ветра. Знать бы ещё, с чем справляться.

– Вот и пришли. Рощу пройдёшь, и будет Башня. Недалеко тут, – взмахнул рукой вихрь, указывая направление.

– Спасибо.

Вихрь поклонился, но уходить не спешил. Ждёт чего? Впрочем, мне им нечем помочь и обнадёжить нечем, не люблю давать пустых обещаний. Да и не Мирианна я, не светлоокая. Надо ли мне к Башне идти? Там ведь тени, демоны крылатые, узкая комнатка, полная изломанных ларчиков. Неужели каждый ларчик – это мир?

Он, наверно, долго экспериментировал, пробовал, ошибался, забраковывал. Владыка, господин, башенный бог.

Небо медленно затягивали тучи, не видать диковинных созвездий и луны их не видать. Я бы осталась здесь, но чувствую, не рады ветровые моему обществу, да и воздух с каждым часом каким-то тугим делается, тяжело, как на высокогорье, дышать, точно гонит меня неведомая сила назад. В рощу я вошла, когда лунный свет совсем блеклым стал, а ведь светлая ночь была. Деревья здесь росли на почтительном расстоянии друг от друга, даже ветвями почти не касались, а кроны у них широкие. Тихо тут, только листья шуршат, и в подлеске то ли мышь, то ли птица ночная копошится. Я вынула камешек из кармана, как хорошо, что он попал ко мне. Я шагала широко, старалась не сворачивать, но чем глубже я уходила, тем темнее становилось вокруг, и тем сильнее мне казалось, что эта дорога неправильная. Я спускаюсь в овраг, а Башня стояла на холме. С поляны до старого дуба мы с ветровым шли не очень-то и долго, шли вдоль ручья. Вихрь обманул меня?

Ночной туман стелился непривычно синий, точно подсвеченный изнутри, плотный и мягкий, как паутинка, как ковыль. Можно ли им дышать? Я задирала голову, я стояла по плечи в тумане. Вдруг это не водяные капельки? Вдруг они ядовиты? Мир-то другой и воздух тоже. Мне вообще-то дико повезло, что я не оказалась в каком-нибудь тихом месте с атмосферой из чистого азота и давлением, как на Венере. Туман двигался, он уходил от меня. Он полз промеж деревьев туда, где виделся просвет. Я шла в эту же сторону. Я совсем запуталась, забыла, куда меня шкатулка выкинула, вдоль какого ручья с ветром шли. Помню, дуб там был, а рядом холм, а на холме башня. Но сколько, боже, здесь дубов! А холмов сколько! Листья тихонько шуршали. Я шла медленно-медленно, даже камушек обратно в карман спрятала, чтобы светом своим он тихое сияние не заглушил. Я почему-то совсем не боялась, даже лихо далёкое меня не тревожило, я знала – выйду, лес выведет.