Разрушительница пирамид - Татьяна Полякова

Простившись со следователем, я побежала к Олеське делиться большим горем. Подруга сказала, что влюбиться в меня с первого взгляда очень даже можно ввиду моей неземной красоты (тут сразу же наметились разногласия) и нормальные мужики еще, слава богу, не перевелись, хоть место их обитания нам и неизвестно. С последним я охотно согласилась – у нас один Кирюха на двоих, а назвать его нормальным у меня язык не поворачивается. Солидарны мы оказались и в том, что ухо мне надо держать востро.

Поразмышляв, я решила, что это обременительно, куда проще прекратить встречаться с Каверниным. Дело в том, что тянуть и дальше с сексом было уже невозможно, без того чтоб он не подумал, что у меня не все дома, а ложиться в постель с жуликом не хотелось. Потому что жулик – он жулик во всем, а я, связываясь с ним, вроде тоже как жульничаю, хоть и пассивно. Взять те же цветы. Если деньги на них он получил мошенничеством, а я букет приняла… Короче, передай смертный грех по кругу. А оно мне надо?

Я собралась с силами и в тот же вечер заявила Каверину, что наша встреча была ошибкой. С минуту он сидел истуканом, а потом с обидой спросил:

– Ева, ты спятила?

– Мне очень жаль, но мы не подходим друг другу, – ответила я, решив, что не худо бы всплакнуть. «Мужское самолюбие надо щадить» – отличный мамин совет, которым она сама никогда не пользовалась.

– Не подходим? – перешел на зловещий шепот Серега: мы ужинали в ресторане, и повышать голос он все-таки не стал.

Я очень рассчитывала, что в общественном месте Каверин будет держать себя в руках, но на всякий случай укрылась за очередным букетом, который украшал наш стол.

– Я месяц как идиот таскаюсь с дурацкими цветочками, то в театр, то в филармонию… не трахнулись ни разу, а я терплю, потому что влюбился, как пацан…

– Дело совершенно не в этом, – выглянув из-за букета, сказала я. – Сегодня я была у следователя… в общем, он сказал, бизнес твой криминальный и, по его мнению, твое место в тюрьме.

– Ага, разбежался. Пусть докажет, деятель хренов… Тебе-то какое дело до моего бизнеса? – зашипел он чуть громче, но тут вдруг приуныл, наверное, вспомнил о моем недавнем подвиге – разоблачении очередных мошенников.

– Сережа, прости меня, пожалуйста, – заныла я. – Но нам действительно лучше расстаться.

– Не знаю, что тебе наговорил это дурак-следователь. Короче, выброси все это из головы, никто меня не посадит, мы будем жить долго и счастливо. Между прочим, я сейчас церковь восстанавливаю по благословению нашего владыки… – похвастал он.

– Это еще хуже, – вздохнула я.

– Что?

– Ты из тех людей, которые считают: караются не преступления, а промахи. Говоря попросту, не пойман – не вор. А по мне, вор – все равно вор, как ни крути. И с господом ты пытаешься наладить взаимовыгодные отношения: «Я тебе церковь, боже, а ты меня от тюрьмы спаси». Я пойду, ладно? – спросила я, приподнимаясь.

– Откуда ты такая свалилась на мою голову? ! – рявкнул он, и я испуганно села на место, но тут же вскочила: – Сережа, ты же понимаешь, мы не подходим друг другу.

– Да пошла ты, идиотка, мать твою! – вновь рявкнул он, и я сочла, что самое время смыться. Сергей продолжал орать, а очередной букет полетел мне вдогонку.

Я вновь бросилась к Олеське, где прорыдала двое суток, в большой жалости к себе и огромной обиде на судьбу, которая сначала поманит, а потом покажет фигу.

Но на этом ничего не закончилось. Серега искренне верил, что, если мужик нравится женщине, ей абсолютно все равно, чем он занимается. Короче, мой отказ у него в голове не укладывался, и он в чем только меня не обвинял. Быстро перешел к оскорблениям, называя меня то бессердечной куклой, то подлой сучкой (а это-то к чему? ), и успокаиваться не собирался. Напротив, интерес ко мне набирал обороты. Он звонил, дежурил возле моего дома, писал мне в соцсетях, откуда я тут же ретировалась, и конца этому не предвиделось. Сначала мне пришлось пожить у мамы, от нее перебраться к Олеське, а потом и к Кирюхе, о существовании которого Серега не догадывался и оттого обнаружить меня там не сумел. Но долго жить у Кирюхи я не могла, еще вопрос, что хуже – истерики Сергея или занудство бывшего. К счастью, Каверин немного притомился, или появились дела поважнее, и двадцать четыре часа в сутки рыскать по городу он уже не мог.

Я вернулась домой. Последний раз мы встретились на прошлой неделе, Каверин с грустью произнес: «Убить тебя, что ли», и взгляд, которым он сопроводил эти слова, не позволял надеяться, что это лишь фигура речи.

В общем, от него я ждала чего угодно, и слова Олеськи, что типы на «Ленд Ровере» могли быть его дружками, пали на благодатную почву.

– Вот черт! .. – буркнула я в крайней досаде.

– Точно, точно, – закивала подруга. – Его же дико бесит, что вы даже не трахнулись. Почему, кстати?

– По кочану, – отрезала я. – И что мне теперь делать? На улицу не выходить?

– Заявить в полицию.

– Ага. А они спросят, с какой стати вы решили, что это Каверин. Парни ведь не представились.

– Вот пусть и разбираются, кто они такие. Тебя пытались похитить, это преступление, и они обязаны расследовать, тем более что есть свидетель.

– Как я его найду?

– Мужик тебя спас, а ты даже его мобильный не спросила?

– Думаешь, надо было? Я растерялась, о полиции не подумала, и о том, что он свидетель…

– Он что, совсем никуда не годился? – нахмурилась Олеська.

– В каком смысле?

– Ну, маленький, кривой, горбатый?

– И как бы он в этом случае справился с двумя бандитами? Даже с тремя? Между прочим, он высокий, спортивный и очень даже симпатичный.

– Ева, ты дура, – с грустью констатировала подружка.

– Почему?

– Господи, тебя что, симпатичные мужики каждый день спасают? Если бы меня кто спас, я б не только телефон и адрес узнала, я б в него намертво вцепилась, чтоб не сбежал.