Тень стрекозы - Татьяна Полякова

Впервые я рассердилась по-настоящему, застав ее роющейся в моих письмах. Меня неприятно поразило выражение ее лица: жадное, какое-то ненасытное. Лицо упыря.

– Эй, – позвала я, – тебе никто не говорил, что приличные люди не читают чужих писем?

– Ланочка, – запричитала она, – ты уже пришла? А я картошечки сварила. Будешь обедать?

– Ты не ответила на вопрос, – напомнила я.

– Что?

– Еще раз сунешь свой нос куда не просят, по носу и получишь.

На лице ее отразился испуг пополам со страданием. Весь вечер она усердно изображала поруганную невинность, однако, против обыкновения, это не вызвало у меня приступов угрызений совести.

К тому времени я уже окончила университет и работала в одной из губернских газет, а также на телевидении. Поскольку то, что было между мной и Светкой, вряд ли можно назвать дружбой, то будет правильнее сказать так: после истории с письмами появилась первая трещина в наших отношениях. А вскоре произошла и первая ссора, затем они следовали одна за другой. Я ожидала, что Светка переберется в общежитие, но она замолкала, удалялась в комнату, которую считала своей, а через час появлялась, чтобы как ни в чем не бывало снова демонстрировать свою бесконечную любовь ко мне.

В конце концов это стало нелепым, и я прямо указала ей на дверь. Последовала жуткая истерика, а вслед за этим неудачная – или, правильнее сказать, показушная? – попытка самоубийства. Светка перерезала вену на руке, потом минут пятнадцать бегала от меня по квартире, не давая взглянуть на рану и сделать перевязку, а когда я, громко хлопнув дверью в досаде, удалилась на улицу, она сама вызвала «Скорую».

Разумеется, история получила огласку. Нас записали в лесбиянки. А к чему еще можно отнести такое идиотское поведение? Вместо того чтобы вычеркнуть Светку из своей жизни, я возила ее в больницу на перевязки и позволила еще полгода продолжаться этой глупости.

По большому счету, мне следовало сказать Светке спасибо, потому что именно она заставила меня взглянуть на свою жизнь критически, что называется, под другим углом зрения. Она являлась пародией на меня, иногда злой пародией, часто смешной, и в какой-то момент я увидела себя: претенциозную, взбалмошную, с резкими безапелляционными суждениями, мало что смыслящую в жизни, но много и со вкусом о ней говорящую. Я с таким жаром рассуждала о том, как надо жить, а жила как все. Может, комфортнее, может, было во мне чуть больше самодовольства, чем в других, но все-таки – как все. В один прекрасный момент я все это увидела, ужаснулась и, как водится, впала в затяжную депрессию.

Я продолжала ходить на работу, но без удовольствия, я даже писала стихи, но скорее по привычке – в них все больше звучала разочарованность, затянувшаяся подростковая грусть о несбыточном, а жизнь вдруг начисто лишилась смысла. Чтобы его найти, я то лезла в горы с приятелями-альпинистами, то отправлялась в Индию – медитировать и искать озарения, благо деньги папы поездки в дальние страны позволяли. Смысл маячил на горизонте, но в руки не давался.

Положительным во всем этом было то, что Светка, как ни хотела, угнаться за мной не могла, хотя и пыталась. Надеялась присутствовать в моей жизни постоянно и зримо, но все чаще оставалась за бортом. Она писала мне письма, то жалкие, то гневные, а я с удовлетворением сознавала, что дистанция между нами увеличивается.

Примерно тогда произошла встреча с человеком, которая резко изменила мою жизнь. Не знаю, прибавилось ли в ней смысла, но, возможно, навязчивая раньше мысль о нем просто перестала меня волновать. Я много разъезжала по стране, а возвращаясь домой, писала очерки – не для денег, просто мне это нравилось, и все чаще забывала позвонить Светке, чтобы сообщить о своем очередном приезде или отъезде, убежденная, что и она интересуется мною скорее по привычке. Оттого ее внезапное появление в месте, где я в то время пребывала, за тысячу километров от родного города, вызвало у меня легкий шок. Шок относился к тому факту, что она смогла меня найти, так как свое местопребывание я не афишировала.

Поначалу я решила, что это случайность, которые иногда бывают в жизни, но Светка убила надежду в зародыше, сообщив, что приехала ко мне. Закатила очередную истерику, точно жена непутевому мужу, а я в ответ на это посоветовала ей катиться ко всем чертям. Она рыдала под дверью битых три часа, но в тот раз я проявила завидную твердость – открыла дверь только для того, чтобы вручить ей деньги на обратный билет. Она грозилась броситься под поезд, но домой отправилась.

Полгода мы не встречались, и я начала о ней забывать. В очередной раз вернувшись в родной город, я, проходя мимо городского Дворца культуры, увидела скромную афишу. «Презентация книги Светланы Старостиной «Тайники души», – значилось на ней. Против воли я притормозила, разглядывая афишу. Следовало бы сходить на презентацию, проявить интерес, так сказать, хотя ничего путного от Светки я не ждала. Должно быть, она нашла спонсоров, чтобы издать свои труды тиражом в пятьсот экземпляров, решила я, уверенная, что ни один издатель не стал бы их печатать на свои кровные. Но мысль о том, что Светка вновь вторгнется в мою жизнь, пугала, и я туда не пошла.

Вечером, уже после презентации, мне позвонила наша общая преподавательница, дама экзальтированная и довольно язвительная. Звонок весьма удивил. Прежде всего потому, что ранее звонить мне ей в голову не приходило. Я вообще очень сомневалась, что ей даже известен мой номер телефона. Еще больше поразили ее голос, звеневший от счастья, и неумеренные похвалы в адрес поэтической книги Светланы Старостиной.

– Это что-то потрясающее! – несколько раз повторила она. – Я пошла лишь из вежливости, а получила истинное удовольствие! Представьте, я и не подозревала, что она так талантлива. Серенькая мышка… и вдруг такое! Жаль, что вас не было, ваша подруга всех очаровала!

Я ответила в том смысле, что весьма сожалею, но меня никто не пригласил, и о презентации я ничего не знала. Думаю, это было простительное отступление от истины. И еще я добавила, что подругами мы уже довольно давно не являемся.

Отзыв дамы о стихах Светки привел меня в смущение. Хоть она и со странностями, но в здравом смысле ей не откажешь, да и литературный вкус у нее, безусловно, был. Выходит, Светка за время нашей разлуки преуспела и обзавелась талантом. Хотя я и не представляла, каким образом такое могло произойти.