Испанская легенда - Татьяна Полякова

Еще одно воспоминание из тех времен, когда мои родители и братья были живы. Мы пробираемся сквозь какие-то заросли, под ногами старшего брата чавкает грязь, а я сижу у него на закорках и верчу головой. За нами след в след идет Толик, обливаясь потом, тащит Вику, за ним Кешка с Настей на плечах. Замыкает шествие мой брат Рамон, он на два года младше Георгия, которого дома звали Хорхе. Мою бабку вывезли в конце тридцатых из Испании, где вовсю шла гражданская война. Вместе с тремя десятками других испанских детишек она с сестрой оказалась в детском доме в городе, где через много лет после этого родилась я. Бабке было восемь лет, сестре четырнадцать. Наверное, свою родину бабушка совсем не помнила, и когда после смерти Франко многие из тех испанцев, что оказались в Союзе, стали возвращаться домой, ей это и в голову не пришло. Россия стала для нее второй родиной. И все-таки та, первая, не была забыта. И сироты, оказавшиеся здесь, всю жизнь инстинктивно тянулись друг к другу, сохраняя свой язык и те немногие воспоминания, что у них остались. Неудивительно, что бабка вышла замуж за своего соотечественника, одного из тех, с кем оказалась в детском доме. И ее сестра, а потом через много лет и племянница тоже вышли замуж за испанцев. Правда, будущий муж племянницы был испанцем только наполовину, он приехал сюда из другого города, где в тридцатых годах оказалась его мать, такая же сирота, как и моя бабка. Бабушка умерла в год моего рождения, дед еще раньше. Дядя Лева рассказывал, что в нашем доме постоянно бывали гости, те самые дети-испанцы, а потом и их дети, и нелегко было разобраться, где родственники, а где просто друзья. Бабкин гостеприимный дом стал для многих родным домом, тем самым, которого их лишили в детстве. Однако моя мама вышла замуж не за соотечественника, а за поволжского немца. Его предки попали в Россию еще во времена Екатерины, так что к моим испанским корням и имени Изабелла прибавилась немецкая фамилия. После гибели родителей моим единственным близким родственником был родной брат отца, дядя Лева. Своей семьи у него не было, отдавать меня в детский дом он решительно не хотел и забрал к себе. Вскоре после этого нас разыскала испанская родня бабки, о которой дядя Лева ничего до той поры не слышал. Они предложили свою помощь, и дядя принял ее с радостью. Моя испанская тетка оказалась бездетной, они с мужем хотели меня удочерить, этому дядя Лева воспротивился, но два месяца в году я обязательно провожу у них.

После окончания школы, когда встал вопрос, где мне учиться, тетка рассчитывала, что я все-таки приеду к ним, однако я выбрала Питер. Это ее огорчило и даже, по-моему, обидело. Но вслух она обид не высказывала. В семье при жизни родителей говорили на испанском, оба моих брата учились в испанской школе, которая была в нашем городе, отец против этого не возражал, правда, ввел в обиход еще и немецкий. Наверное, я была забавным ребенком, с одинаковой легкостью болтала на трех языках, а на вопрос о национальности бойко отвечала, что я русская, вызывая хохот родителей. Русскими были мои подруги, а мне важно было знать, что я такая же, как они, и я временами сокрушалась, почему меня зовут Изабелла Корн, а не Настя Иванова, к примеру. Зато в школьные годы моя замысловатая родословная, а также имя вкупе с фамилией стали предметом зависти многих одноклассниц.

В семь лет дядя Лева определил меня в испанскую школу, и Настя с Викой, не пожелавшие расставаться со мной, отправились туда же, хотя их родители предпочли бы, наверное, английскую. Но обе ревели так отчаянно, что сумели настоять на своем. Толик с Кешкой хоть и учились в другой школе, нас из виду не теряли. Я была сестрой их погибших друзей, и, наверное, они чувствовали себя обязанными поддерживать меня. Мы часто виделись в городе, а летом по-прежнему выезжали на дачу. Правда, к тому моменту родители Кешки, чтобы собрать деньги на квартиру, дачу продали, но мать Толика, от которой он унаследовал страсть к благотворительности, забирала Кешку с собой на все лето, считая, что жизнь ребенка в городе в это время года попросту ад.

Наверное, к Кешке я была просто несправедлива, он-то всегда относился ко мне с большим вниманием. Отношения наши в последнее время стали натянутыми, я это чувствовала, но то ли из упрямства, то ли по какой-то иной, неведомой мне причине не предпринимала ничего, чтобы как-то это изменить.

Вот и сейчас, стоило ему войти в кафе, как я почувствовала раздражение и даже непроизвольно поморщилась.

На сей раз раздражение, скорее всего, возникло оттого, что Кеша вырядился эдаким франтом, на нем были стильные джинсы, фирменная футболка и льняной пиджак. Приобрести все это на родительские деньги он не мог, следовательно, вещи принадлежат Толику, комплекция у них примерно одинаковая, чем Кешка и пользовался. Может, благодаря этим тряпкам Кеша не выглядел классическим неудачником, каковым, по моему мнению, он являлся. Войдя в кафе, он чуть задержался возле зеркала, окинув себя взглядом с ног до головы, и усмехнулся удовлетворенно, что от моего внимания не укрылось. От бесконечных прыщей на его лице остались вмятины. Несмотря на разгар лета, кожа его была неестественно бледной, выглядело это почему-то неприятно. Под мышкой Кеша держал пакет довольно внушительного вида, бодро прошествовал через весь зал и сказал громко:

– Привет.

С Толиком они поздоровались за руку, Настю он поцеловал, на меня посмотрел с нерешительностью, я приподнялась и сама его поцеловала, сказав:

– Рада тебя видеть.

Он расплылся в улыбке, а я почувствовала угрызения совести: другу детства нужно уделять побольше внимания.

– Что-нибудь заказали? – спросил он, сев рядом со мной.

– Нет, ждем тебя, – ответил Толик.

– Предлагаю выпить, есть повод.

Меня это вновь покоробило. «Предлагаю» звучит здорово, учитывая, что платить придется Толику, но дело даже не в том. Конечно, мы пытались вести себя так, словно в нашей жизни был полный порядок, однако повода радоваться я все-таки не видела. Наверное, я опять придираюсь, у Толика и Насти его слова неприятных чувств не вызвали. Толик поднял брови и спросил:

– Книга вышла?

– Да. – Кеша скромно потупился, а мы наперебой заговорили: