Закон семи - Татьяна Полякова

– Забавная вещица, – заявил он, наконец, и вернул кинжал Косте. – Украсит любую коллекцию. – Было заметно, что выпускать из рук оружие ему не хотелось.

Костя спросил, что теперь делать с кинжалом, на что получил ответ:

– Отдайте Никифорову, пусть у него пока полежит. А там…, как решат. – Губернатор кивнул на потолок, намекая, что решать будут не здесь, а в другом месте, при этом выражение лица у него было точь-в-точь, как у Никифорова, когда тот повторял свою фразу, мол, не нашего ума дело.

* * *

Как видно, Костя не зря увлекался чтением романтических произведений, да и сам в душе был неисправимым романтиком, потому что, покидая губернатора, он был практически уверен: в недрах губернии зреет заговор, и к заговорщикам поспешил причислить и губернатора, и Никифорова, и отца Андрея. В общем, в его черный список попали все. А как еще можно объяснить нежелание власти разбираться в произошедшей странной истории? …

Если честно, размышления прапрадеда на этот счет не показались мне особенно убедительными. Не знаю, как обстояли дела до революции, но вряд ли чиновники тогда особенно отличались от наших. А наши ох как не любят подобные дела: только начни копать, и неизвестно, что накопаешь. И прости-прощай карьера, теплое местечко и перспектива спокойной старости. Так что желание губернатора поскорее избавиться от щекотливого дела и переложить ответственность на чужие плечи мне-то как раз была понятна. Но Костя думал иначе, и подозрения его усиливались с каждой минутой.

Он решил для себя, что до истины непременно докопается. Этим и объяснялись его последующие действия. А, действия были намечены такие: не отдать кинжал Никифорову он не мог, но решил с Никифорова глаз не спускать, надеясь, что если худшие его опасения подтвердятся, Никифоров непременно войдет в контакт с кем-то из сообщников. Костя был уверен, что они непременно решат вернуть кинжал отцу Андрею. Чего тут было больше: распалившейся фантазии или логики, но намерения свои Костя собирался исполнить. С Никифоровым он решил встретиться завтра и отправился к себе домой.

Квартиру он снимал неподалеку от дома губернатора, прямо напротив собора. Квартира была небольшая (много ли места надобно холостяку? ), но уютная. Экономка, пожилая немка, встретила его так, точно он вернулся из длительного путешествия. Костя отказался от ужина, выпил чаю и стал рассматривать кинжал, уединившись в кабинете.

Окна кабинета выходили во двор, и в какой-то момент Косте послышался некий странный шум за окном. Сначала он не придал ему значения, но, против воли, начал прислушиваться, а потом, отложив кинжал в сторону, подошел к окну. Темень во дворе была страшная, так что неудивительно, что ничего он не разглядел. Однако, подумав немного, распахнул окно и выглянул во двор. Квартира располагалась на втором этаже, прямо под окнами кабинета росла столетняя ветвистая липа, и на ней сейчас сидел огромный ворон. Причем так близко, что Костя вполне мог коснуться его рукой. Но глупая птица отнюдь не испугалась близости человека и продолжала сидеть себе как ни в чем не бывало, а потом протяжно каркнула…

– Ну, вот, – вздохнула я. – Опять птичка-вещунья появилась.

И в самом деле, как же без нее? Однако то, что прапрадед мой при виде птицы почувствовал себя крайне неуютно, было мне понятно. Если честно, сегодня утром я тоже чувствовала себя не в своей тарелке, заприметив каркушу, и примерно те же беспокойные мысли посетили и меня, хотя я человек не суеверный и, как мне всегда казалось, до мистики не охочий. То есть я не против посмотреть по телику что-нибудь страшненькое, но по-настоящему историями про демонов меня испугать невозможно, потому что как бы круто ни завернул сюжет сценарист, я пребываю в твердой убежденности, что все это глупые сказки, и, насмотревшись подобных фильмов, не вздрагиваю нервно под одеялом, прислушиваясь к шорохам за окном.

Я-то не вздрагиваю, а вот Костя вздрогнул, и взгляд, которым его одарил ворон, показался ему вполне осмысленным. У него даже кольнула мысль, что тот за ним следит.

Ладно, простим человеку его фантазии, сто лет назад люди были более впечатлительны, они еще слыхом не слыхивали об Освенциме, атомной бомбе и Чернобыле и даже не догадывались, что самый опасный враг человека – он сам.

В общем, Костя продолжал таращиться на ворона, а тот на него, плавно передвигаясь по ветке. И продолжалось сие до тех самых пор, пока Костя не понял, что ситуация невыносимо глупая, и не закрыл окно в крайней на себя досаде. Хотя вполне мог швырнуть в птицу чем-то тяжелым. Должно быть, такая мысль просто не пришла ему в голову.

Костя вернулся к столу, завернул кинжал в тряпку и запер в верхнем ящике. Вдруг подумал про себя: надо бы сказать экономке, чтобы повесила в кабинете шторы на окна, хотя ранее он прекрасно обходился без оных. И перед тем как отправиться спать, подробнейшим образом занес в дневник все события этого дня. Судя по всему, на это у него ушло много времени. Наконец Костя отложил дневник в сторону и лег в постель.

У молодого человека сон должен быть крепкий, а тут еще усталость и волнение дня… Я бы не удивилась, если бы мой прапрадед спал в ту ночь как убитый. Но…, заснуть-то он заснул, но ненадолго. Потому что среди ночи проснулся не просто так, а от кошмара. Что конкретно ему приснилось, он сообщить не пожелал, но сон был напрямую связан с последними событиями (может, снился ему все тот же ворон, а может, кое-что и похуже), и первой его мыслью, когда он в темноте открыл глаза, была мысль о кинжале, точнее о том, что он дурака свалял, оставив его в кабинете. Надо было взять его с собой или устроиться на ночлег на кабинетном диване.

Костя торопливо поднялся, настороженно прислушиваясь. В доме царила тишина, и он совсем было собрался вновь юркнуть под одеяло, но тут ушей его коснулся странный шорох (разумеется, странный, ибо в том состоянии, в котором Костя находился, по-другому и быть не могло). Набросив халат, Костя решил заглянуть в кабинет, но слегка задержался, в темноте пытаясь найти оружие. Обычно револьвер его лежал в бельевом шкафу, являясь бесполезной игрушкой – стрелять из него Костя не умел и даже слегка револьвера побаивался, но револьвер был подарком брата, и Костя, перебираясь в губернию, захватил его с собой. (Насколько я помню, в те времена была мода на оружие, экзальтированные дамочки таскали в сумочках «браунинги», а студенты стрелялись из-за несчастной любви. ) Зажигать свет Костя почему-то не стал, а в темноте поиски заняли довольно много времени. Наконец он нашел то, что искал, и направился в кабинет. И когда толкнул дверь, услышал, как в кабинете звякнуло оконное стекло. Далее все было как в классическом триллере. Костя ворвался в кабинет, который тонул во мраке, быстро огляделся и прошел к окну. Окно было чуть приоткрыто и тихо поскрипывало от ночного ветерка. Рама оказалась взломанной. Костя распахнул обе створки, и тут…, что-то огромное, черное, раскинув крылья, шарахнулось с ветки. Костя услышал глухой удар, а в следующий момент грохнул выстрел, и Костя не сразу понял, что стрелял он сам. Как на грех, ночь выдалась безлунная и до того темная, что разглядеть, что происходит внизу, не было никакой возможности. Костя лишь слышал шаги да чье-то прерывистое дыхание.