Чумовая дамочка - Татьяна Полякова

– Выпей. Я с тобой посижу, и поедем на кладбище.

Палыч решил проводить меня на вокзал, но дошел лишь до угла дома, как раз на углу находился магазин, туда сосед и юркнул, выпросив у меня двадцатку. Я остановила такси, потому что время поджимало. На вокзал я прибыла за пять минут до посадки.

С утра стояла страшная жара, а путь мне предстоял неблизкий, я задернула штору на окне, вытянула ноги и нацепила темные очки. Бессонница пошла мне на пользу, не успели мы покинуть город, а я уже спала. В общем, поездка не получилась особенно утомительной.

Сосед сзади зашевелился, а я, в очередной раз открыв глаза, поняла: приехали. На вокзале я зашла в туалет, умылась и попробовала придать своей помятой физиономии пристойный вид. По причине страшной жары я была одета в шорты и майку, из вещей у меня был только небольшой рюкзак, который я повесила на одно плечо. Я вышла из вокзала и огляделась. В Костроме я была впервые и, где находится улица Вяземского, понятия не имела. Взгляд мой упал на вывеску «Продукты», и я заглянула в магазин, купила бутылку водки, торт и бегом бросилась к стоянке такси.

– Улица Вяземского? – спросил водитель первой машины, брюхо его упиралось в руль, а дышал он с таким трудом, что, казалось, вот-вот скончается от удушья. – Далековато… Ладно, поехали.

Я села сзади и всю дорогу молчала, разглядывая мелькающие за окном дома. Таксист, напротив, хотел поболтать и начал с вопроса:

– Учиться, что ли, приехала?

– Ага.

– Куда поступать будешь?

– Куда получится.

– А на Вяземского родня?

– Родня.

– Не вижу никакого проку от этой учебы. Учат вас, учат – и что? Умнее не становитесь. У меня всего семь классов и…

– Заткнулся бы ты, дядя, – ласково попросила я, он удивленно посмотрел на меня, а я добавила: – И за дорогой присматривай, не ровен час в столб впишешься.

Он заткнулся, и остаток пути мы проехали молча.

– Вот она, Вяземского, – хмуро бросил таксист, мотнув головой влево. – Дом какой?

– Тридцать шестой.

– В другом конце.

Через пять минут мы тормозили во дворе пятиэтажки, я расплатилась и вышла, забыв поблагодарить, впрочем, дядька в моей благодарности явно не нуждался. Седьмая квартира находилась на третьем этаже. Я позвонила и стала ждать, позвонила еще раз, прекрасно понимая всю бесполезность этого. Посмотрела на противоположную дверь и решила побеспокоить соседей. Дверь мне открыл мальчишка лет двенадцати.

– Привет, – сказала я. – Устиновы в какой квартире живут?

– В седьмой. Только их нет сейчас.

– А где они?

– На юг уехали. А куда, не знаю.

– Ясно. Давно уехали?

– Недели две точно…

– Можно я им записку оставлю?

– Конечно, – пожал плечами мальчишка.

Я торопливо вырвала листок из записной книжки и написала: «Как вернешься, позвони мне».

– Держи, не забудь передать.

– Не забуду, я маме скажу.

– Отлично. Держи торт.

– Не надо, – вроде бы испугался он.

– Держи. Мне возвращаться в другой город, жара страшная, не довезу. – Торт он взял, а я стала спускаться по лестнице.

Слава богу, с Зойкой полный порядок. А то, что она обо мне ненадолго забыла, понять можно… Мужа своего она любила прямо-таки невероятно и все время, что вместе со мной «отдыхала», высчитывала дни, когда с ним увидится. Зойка работала бухгалтером, замуж вышла поздно, но удачно: ее избранник почти не пил, не курил, работал прорабом на стройке, а руки, по словам подружки, имел золотые. В любви и согласии они прожили семь лет. Одно печалило Зойку: у них не было детей. Зато имелся в семье достаток и взаимное уважение, были друзья, которые охотно ездили на Зойкину дачу. На девятое мая затеяли шашлыки, конечно, выпили. Зойка, видя, что муж, против обыкновения, позволил себе лишнего, сама села за руль. Возвращаясь в город, она не справилась с управлением, когда на дорогу неожиданно выскочил мальчишка на велосипеде. Новенькие «Жигули» влетели в бетонное ограждение, мальчишку с переломом ноги доставили в больницу, мужа Зойки в реанимацию, троих друзей, возвращавшихся в город вместе с ними, в морг, а Зойка, не получив ни единой царапины, схлопотала на всю катушку, так как в ее крови обнаружили алкоголь, а скорость на момент аварии была превышена.

Зойка стоически восприняла неожиданный жизненный поворот и, считая дни до освобождения, верила, что заживет лучше прежнего… Так что у меня был повод за нее порадоваться. На сегодняшний день Зойка была единственным человеком, которого я по-настоящему любила. Если быть честной, только благодаря ей я смогла продержаться эти пять лет.

Насвистывая, я покинула подъезд. В этот момент к дому подъехало такси, из него вылез мужчина среднего роста, лет сорока, узкоплечий, с лысиной, которую он пытался замаскировать, загорелый и улыбающийся. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы узнать в нем Зойкиного мужа, тысячу раз мне приходилось лицезреть его фотографию и слушать рассказы о том, какой он замечательный. Я бросилась к машине, сияя тульским самоваром, но тут же притормозила. Устинов помог выбраться из машины девчушке лет четырех, а вслед за ней извлек крашеную блондинку с дочерна загорелой физиономией. Улыбку с меня как ветром сдуло.

– Вы Устинов? – спросила я.

Мужчина вздрогнул и обернулся.

– Да, – ответил он как-то неуверенно.

– Где Зойка?

– Зойка? – Он отступил на шаг и испуганно посмотрел на жену.

– Точно. Так где она?

– А почему вы спрашиваете моего мужа о какой-то Зойке? – влезла в наш разговор крашеная.

– Заткнись, – посоветовала я.

– Что? – попробовала она быть грозной.

Я повторила:

– Заткнись, – еще ласковее, и она, прижав к себе девчушку, наконец умолкла. – Так где она? – вновь задала я вопрос.

– Вам адрес нужен? – торопливо заговорил мужчина. – Я могу объяснить. На Матросова – общежитие, девятиэтажка, в трех шагах от остановки. Номер комнаты я не знаю, – косясь на жену, пробормотал он.

– Найду, – заверила я и сделала шаг в сторону, намереваясь поскорее покинуть двор и этого типа с его крашеной бабой.