Интим не предлагать - Татьяна Полякова

– Лучше здесь, – сказала я и устроилась на скамейке.

– Ваша собака? – улыбаясь, спросил Андрей, протянул Кузе руку с намерением погладить его, но в последний момент передумал.

– Он не кусается, – успокоила я. – Пес общий, дворовый. А мы с ним друзья.

– Хорошая собачка, – осмелел участковый и погладил Кузю. – Как звать?

– Кузя.

Петрович извлек из кармана спортивных штанов кусок сахара, подул на него со всех сторон и сунул Кузе.

– На-ка сахарку. Вот ведь, псина, а сладкое любит, точно дите малое.

– Я тоже сладкое люблю, – сказал Андрей и смутился. Мы переглянулись с Петровичем и дружно вздохнули, а Андрей покраснел.

– Андрей Петрович, – с большим усердием покашляв пару минут, начал бывший участковый, участливо косясь на нынешнего. – Упырь вконец обнаглел. Вон и Дарья Сергеевна на него жалуется. Племянника ее избил, отнял фотографию. Надо с ним что-то делать.

– Ага… – нерешительно кивнул Андрей и, покраснев еще больше, спросил: – А кто такой этот Упырь?

– Серега Клюквин, – подсказала я. – Весь район от него стонет.

– Проведу беседу.

– Только что, – нахмурилась я, а Андрюха приоткрыл рот, да так и замер, а мне пришлось пояснить: – Беседу я с ним только что проводила. По-моему, плевать ему на наши беседы.

– Плевать, – убежденно кивнул Петрович. – Сажать его надо. – Взглянул на меня, нахмурился и заметил не без злорадства: – Еще три года назад…

– Ну, посадили бы его три года назад на пару лет, – отмахнулась я, – он бы уже вышел и так же нервы трепал. Дело-то не в этом.

– А в чем? – Петрович поскреб затылок и уставился на меня с таким видом, точно ожидал услышать откровение свыше.

– В том, что обстановка в районе в целом неблагоприятная.

– А… – Бывший участковый махнул рукой и скривился: – Удивила. Где она благоприятная, скажи на милость? Да если хочешь знать, наш район по воспитательной части и раскрываемости на первом месте. Краж у нас в два раза меньше, чем у соседей, ни одного изнасилования… тьфу-тьфу, с тех пор, как ты своего маньяка поймала…

– Общего, – уточнила я.

– Да пес с ним… твой или общий, главное – избавились, так что на район зря не наговаривай, а на вверенной мне территории… – Тут Петрович взглянул на спортивные штаны, в которые был облачен, отчаянно махнул рукой и скис, а Андрей подал голос:

– А этот самый Клюквин…

– Этот самый Клюквин у меня дождется, – неожиданно разозлилась я и даже для чего-то вскочила со скамьи, Кузя забеспокоился и ненавязчиво тявкнул. – Мне на ваши показатели наплевать, когда у племянника два глаза и оба подбиты. Он мне вверен родителями, как вам территория.

– Да, уважаемая Дарья Сергеевна, – покачал головой Петрович. – Смотри, как заговорила. Пока Упырь другим покоя не давал, ты все про воспитание твердила, а как пострадал родственник, так к милиции претензии, сажайте, мол… Давай посадим. Дело нехитрое, стоит только захотеть. На нем сейчас висит условный срок. Поймай на любой мелочи, да хоть на той же дворовой драке, и загремит…

Я опустилась на скамейку, косясь на бывшего участкового; конечно, он прав, оттого вдвойне обидно.

– Ну так что? – ядовито спросил он. – Сажаем?

Я посмотрела на него, на нового участкового, слабо мерцавшего глазами и только этим отличавшегося от каменного болвана, что украшал фонтан в нашем парке, и ответила:

– Я сама с ним разберусь.

– Беседовать будешь? – подсказал Петрович и ехидно добавил: – Ты ему лекцию о культуре поведения, а он Сеньке твоему синяк.

– Никаких лекций, – отрезала я и кивнула Кузе.

– Дарья, – позвал Петрович вроде бы испуганно. – Ты чего надумала?

– Чего надумала, дело мое, а ты за показателями следи. – С этими словами я зашагала в сторону своего двора. Бывший участковый ковылял следом.

– Чего ты разозлилась? – бубнил он. – На мои слова обижаться нечего. Беда с этим Упырем, как о нем заговорим, так обязательно разругаемся. Сажать его надо, вот что хошь со мной делай, а его место в тюрьме.

Андрей Петрович с совершенно ошарашенным видом догнал нас и пробормотал испуганно:

– Мы ж поговорить хотели, о ситуации… наметить мероприятия… вы, как активисты…

– Да разве с ней говорить можно, коли вожжа под хвост попала, – рассвирепел бывший участковый. – Вон несется, точно угорелая, а у меня колено…

В этот момент я замерла как вкопанная, ибо в голову мне пришла одна идея. Пока я ее обдумывала, Петрович с Андреем смогли меня догнать. Бывший участковый запыхался, физиономия его алела более обыкновенного, а в целом выглядел он совершенно несчастным, впрочем, вид нынешнего оптимизма тоже не внушал.

– Ну, чего ты? – отдышавшись, спросил Петрович.

– Я вроде утюг забыла выключить, – пробормотала я.

– Так я и поверил. Говори, чего задумала?

Покачав головой, я вздохнула:

– Упырь гаденыш, но не в тюрьму же его сажать. Отец в тюрьме сгинул, мать запойная, с пяти лет парень на улице, и, если серьезно, ничего особенно подлого он еще сделать не успел…

– Ага. Давай подождем, пока он кого-нибудь зарежет…

– Петрович, собрание окончено, у меня дома утюг.

На рысях я устремилась к родному подъезду, слыша, как бывший участковый кричит вдогонку:

– Все ты врешь… утюг. Упыря сажать надо… Сажать, слышишь, что говорю?

– Сажать, сажать, заладил, – проворчала я. Мы вошли в квартиру, пес отправился в кухню, а я осторожно заглянула в маленькую комнату, убедилась, что Сенька все еще спит, после чего присоединилась к Кузе. Тот сидел возле холодильника и пожирал его взглядом. – Сосисок нет, – сообщила я. – Могу сделать тебе бутерброд с маслом.

Кузя, натура неприхотливая, согласился и на бутерброд. Мы малость перекусили в молчании (Кузя к своему питанию относился серьезно и во время приема пищи болтовни не терпел).