Арфа королей - Джульет Марильер

Я вдруг понимаю, что, по всей видимости, означает ее вопрос. Я с трудом встаю с постели и согласно киваю. Иллан, должно быть, здесь. Моя одежда…

– Спокойно, парень. Не торопись, иначе опять свалишься с лошади от полного изнеможения, а меня, чтобы помочь, в следующий раз рядом не окажется. Товарищ тебя подождет. Не бесконечно, конечно, но достаточно долго.

Женщина протягивает мне рубашку, штаны, ботинки и накидку – все совершенно сухое.

Теперь я смутно слышу, как Иллан меня зовет: «Нессан»! Но не за дверью. Он, наверное, на дороге внизу. У меня нет возможности спросить, говорила ли она с ним, знает ли он, что я здесь, или нет. Выяснять это с помощью жестов было бы слишком долго. Я не могу позволить ему уехать без меня.

Пока она хлопочет у огня, я одеваюсь. Туалет может подождать. Я набрасываю накидку и направляюсь к двери. Пес поднимается и пристально смотрит на меня. Я смотрю на женщину. Присев на корточки у очага, она переводит взгляд на меня. Сказать, о чем она думает, невозможно. Наверное, человеку моего положения полагалось бы вознаградить ее за труды. К моему поясу по-прежнему приторочен мешочек с небольшим количеством мелочи – большую часть наших денег везет Иллан. Я вытаскиваю несколько монет и кладу на стол.

Женщина не двигается и не сводит с меня глаз. Мне кажется, что она меня осуждает. Может, считает плату недостаточной? Но в такой ветхой лачуге, расположенной у черта на куличках, должны радоваться даже мелкой монетке.

– Нессан! – снова зовет Иллан.

Теперь его голос отдалился еще больше. Мне нужно отсюда убираться, но путь преграждает пес.

«Мой товарищ уезжает, мне надо идти», – пытаюсь жестами объяснить я, но и женщина, и собака меня игнорируют. Она приносит закупоренный кувшин, что-то черпает из него ложкой, кладет в котелок, добавляет воды и подвешивает над огнем. Пес внимательно за ней наблюдает. В чем дело? Что я делаю не так?

Я в отчаянии переворачиваю мешочек с деньгами. Его содержимое, грохоча по столу, образует небольшую горку. Пес рычит, но женщина встает, подходит ко мне, выхватывает у меня пустой мешочек, ловко сгребает все монеты, и сует их обратно. Туго затягивает тесьму и возвращает его мне.

– Возьми свои деньги, молодой человек. Будь у меня возможность дать тебе в дорогу немного мудрости, я бы не преминула это сделать. Ты, может, и не говоришь, но слушать и видеть можешь. А заодно и понимать – если немного подумаешь, – улыбается она. – Иди уже, найди своего друга. Шторм! Ко мне.

Пес, в котором есть что-то волчье, медленно подходит и садится рядом с ней.

– Шторм проводит вас с другом до выхода из леса. Пока он будет рядом, Воронье вас не побеспокоит.

Когда я похожу к порогу, что-то подталкивает меня остановиться. Старуха вернула мне деньги, дала в помощь своего единственного спутника, чтобы он меня проводил, предоставила кров и, по всей видимости, вылечила. Часть моего существа переполняют подозрения – зачем ей все это? Зачем отказываться от платы, живя в такой нищете? Зачем отпускать со мной волка, если она сама так одинока и уязвима? Зачем лечить меня и давать поспать, если ей от меня ничего не надо? Но другая половина, которая высказывается не часто, допускает, что все намного проще. Поблагодарить ее вслух я не могу. Но поворачиваюсь, прикладываю к груди сжатую в кулак руку и кланяюсь.

Женщина опять улыбается. На этот раз я вижу, что глаза ее теплеют.

– Хорошо, – отвечает она, – учиться, стало быть, ты можешь, хотя и довольно медленно. Но это не так уж плохо. Шторм, проводишь его до опушки. Ступай, молодой человек. И не возражай, пусть пес идет с тобой. Шторм знает безопасную дорогу.

Совет, как оказывается впоследствии, вполне здравый. Внизу, на главном тракте, с двумя лошадьми ждет Иллан. При виде меня его обычно мрачное лицо озаряется улыбкой.

– Хвала богам, ты жив и здоров, – говорит он.

Подойдя ближе, я вижу, что он очень бледен, и замечаю ссадины, которых вчера не было.

– Собака… – добавляет Иллан. – Или, может, волк? Мы не можем взять его с собой.

Мимикой и жестами я пытаюсь объяснить, что это пес из расположенного неподалеку дома, что он проводит нас до опушки, а потом вернется. А когда у меня не получается, я беру палку и рисую ею на земле – на этот раз успешнее.

– Все, что позволит нам доехать быстрее, только на пользу, – говорит Иллан. – Верхом скакать сможешь? Упал ты знатно.

Я киваю, показываю на ссадины на его лице и поднимаю брови.

– Попал в неприятности. Мне не сразу удалось отыскать серую. Из-за некоторых предприимчивых местных жителей, решивших запереть ее у себя в сарае. И еще сколько-то времени потребовалось, чтобы вернуть лошадь и твои пожитки. А когда со всем этим разобрался, возвращаться было уже небезопасно, поэтому пришлось искать ночлег. Это и к лучшему, потому что можно было немного подкормить лошадей.

Он смотрит, как я глажу серую по бокам и ощупываю ее ноги.

– Она не пострадала. А теперь еще и хорошо отдохнула, так что ехать на ней, пожалуй, будет хорошо.

Я сажусь в седло, понимая, сколько боли мне это должно было бы принести. Благодарность, которую я испытываю к старухе, соседствует с мучительными опасениями, что мне когда-нибудь придется с ней расплатиться.

Шторм ждет, когда мы с Илланом сядем на лошадей, чтобы тронуться в обратный путь. Его глаза горят, он гордо держит голову и точно знает, куда идет.

9. Брокк

В детстве мама рассказывала нам истории о Морриган – вороне и женщине, богине и твари, – которая, низко кружа, внезапно налетает на поле кровавой битвы, чтобы собрать души павших. Истории о воронах мудрых и о воронах зловредных. И все они, так или иначе, были связаны со смертью. Но ни одна из этих сказочных птиц не была похожа на тех, которых мы увидели, подъезжая к Брефне. Когда до конца пути оставалось совсем немного, мы поехали по лесному тракту. Местные жители называют его Вороньей дорогой. Позже я спросил их о происхождении этого названия. «Предрассудки», – ответил один. «Она идет по лесу, и там живут самые разные птицы», – добавил другой. Но третий сказал: «На ней встречается нечто такое, от чего в жилах стынет кровь. Ты можешь подумать, что это птицы, пока не присмотришься. Но ни одному человеку в здравом уме этого не захочется».