Арфа королей - Джульет Марильер

Все трое хохочут.

– Тсс, – цыкает Шида, прикладывая к губам палец, – не будем выдавать эту страшную тайну.

– Какую из них? – спрашивает Флэнн.

– Что пара-тройка таких нехороших мыслей в наших головах уже есть. Не у брата Фелана, конечно же, его мысли самые что ни на есть возвышенные, все до одной. Но вот что касается нас троих…

– Ты слишком много болтаешь, Шида, – говорит Росс, хотя и улыбается, как и остальные, – что же касается твоего вопроса об этих трех годах, Донал, то на первом этапе обучение в основном состоит в том, чтобы играть и петь, изучать легенды, подбирать рифмы, зубрить традиционное друидическое искусство. На втором этапе мы, в частности, учимся лечить, в том числе травами. В то же время, мы, как барды, будем и дальше заниматься музыкой, потому что каждый из нас надеется, что его, в конечном итоге, изберут играть во время ритуалов. По окончании этих трех лет Фелан будет проводить с нами меньше времени. Вероятно, перестанет нас учить, и ответственность за это возьмет на себя кто-нибудь из друидов постарше.

– Постарше, однако не такой одаренный, – шепчет Шида, – но уж как есть. Фелан говорит, что мы делаем успехи, все больше помогая друг другу. Это утешает.

Не успеваю я ухватиться за благоприятную возможность, которую предоставляет ремарка о ритуалах, как Росс говорит:

– Ты спросил об использовании мной строя с пониженной секундой. У христианских монахов для него есть собственное название, но мы, друиды, называем его «тисовым». Я как раз сочиняю на его основе балладу – скорее в виде решения сложной задачи, а не в надежде, что братья станут ее петь, потому что это довольно трудно. Куда легче «дубовый» строй или что-нибудь немного печальное, например ива. Если ты останешься здесь на некоторое время, то тоже можешь попробовать. Сочинить плясовую в «тисовом» строе. Сейчас, насколько я понимаю, это было бы непросто.

На самом деле – нет. У меня получился бы странный, меланхоличный танец, немного неловкий, но тем и очаровательный. Я представляю невысокую фигурку, которая танцует в полном одиночестве на поляне, окруженной со всех сторон темными деревьями, под взглядами сотканных из теней силуэтов. Эта танцовщица – не человек, а порождение иного мира с неестественно большими глазами на угрюмом личике с длинным носом. Стоит ей сделать неверный шаг, как на нее тут же набросятся тени. Эту мелодию я назвал бы «Попрыгунья с совиными глазами»…

– Донал?

– Прости… что ты сказал?

Надо сосредоточиться. Кто-нибудь из них может подсказать ключ к разгадке, а я, погрузившись в мир грез, даже его не услышу.

Росс в недоумении смотрит на меня.

– Я спросил, можешь ли ты сочинить танец в «тисовом» строе. Но тут же подумал, что ты уже этим занялся, потому что видел похожий взгляд на лице Фелана, когда его одолевали муки творчества. В такие моменты он становится глух и ничего не слышит, кроме своего внутреннего голоса.

– Может быть, – с улыбкой соглашаюсь я и пожимаю плечами, – примите мои извинения. Что же касается мелодии, то не могу сказать, станут под нее танцевать или нет.

– Вот когда сочинишь ее, сыграй нам, и мы тебе это скажем, – говорит Флэнн.

– Разве друиды танцуют?

– Подожди немного, и сам узнаешь. А теперь, может, научишь нас какой-нибудь джиге?

12. Дау

После того как мы явились ко двору, я не поднимаю головы и делаю любую работу, которую мне поручает Иллан. Как только все поняли, что немой еще не означает ни на что не годный, на меня посыпались и другие задания. У Мухты, придворного кузнеца, подковывающего лошадей, гораздо больше работы, чем мы можем на себя взять, поэтому Иллан то и дело работает в кузнице. Я чаще ухаживаю на конюшне за лошадьми, потому что главный конюх очень быстро заметил, что в этом деле у меня есть сноровка. Здесь есть старый пастуший пес Брин, который, когда не занят своим делом, болтается рядом и просто наблюдает за тем, чем я занимаюсь. Против такой компании я не возражаю.

Спят конюхи не в конюшне, а моются у колонки во дворе. Мы с Илланом заняли свободное стойло, сложили там пожитки, положили сена и расстелили на нем свои походные постели. Здесь тише, кроме того, когда вокруг, кроме лошадей, никого нет, у нас есть возможность разговаривать. Иллан несколько раз говорил с Арку и рассказал, что со мной случилось по дороге. Арку сообщил нам подробности встречи с регентом и его советниками.

Нам приходится соблюдать установленные для этой миссии правила. А это значит, что две наши группы могут общаться исключительно в случае необходимости и то только Арку и Иллан. Помещение, в котором репетируют наши музыканты, недалеко от конюшен – время от времени я слышу, как они играют и поют. Но близко не подхожу. Надо придерживаться легенды, в соответствии с которой я немой. Парень, который никому не расскажет, что слышал. Это наводит меня на мысль о том, почему Арку с Кинелой поручили мне эту роль – уж не потому ли, что я, на их взгляд, слишком тороплюсь высказывать свое мнение? Еще один повод сыграть ее безупречно.

Склоняясь над копытом, чтобы вытащить застрявший камешек, привязывая коня, чтобы покормить, поправляя в мастерской пряжку, я не пропускаю ни единого звука. Вслушиваюсь в обрывки сплетен, которые могут вывести нас на след пропавшей арфы. Конюхи и конюшенные служки слышат многое. Те, кто считает себя высшей кастой, – вожди кланов, регенты, принцы, – их, в той или иной степени, не замечают. Конюх – это всего лишь пара рук, которая держит твоего коня, когда ты на него садишься. А служка и того меньше. Его стараниями твоя лошадь ночует в сухом стойле, выстеленном свежей соломой. Его стараниями у твоей лошади всегда есть хорошая еда и чистая вода. Он чистит ее, когда ты загоняешь ее на охоте. Ласково с ней разговаривает и гладит. Но ты об этом практически не думаешь. И даже когда он стоит прямо перед носом, едва его видишь. Мои братья тоже такие: настолько уверены в своем месте в этом мире, что не обращают ни малейшего внимания на тех, кто оказался ниже в порядке мироздания. Я научился копировать эту их манеру. Это помогает держать окружающих на расстоянии.