Священная ложь - Стефани Оукс

– Дай пройти.

Та, не глядя, отдергивает локоть, саданув меня по щеке. Я смаргиваю слезы и осматриваюсь в поисках охраны. Однако их не видать.

Наклонившись вбок, я ищу взглядом Энджел.

– Встать в строй! – раздается громкий окрик сержанта Проссер.

Она из тех немногих надзирательниц, которые требуют обращаться к ним строго по регламенту. У нее копна жестких рыжих волос, которые Проссер всегда стягивает пластиковой заколкой на макушке.

Я шагаю назад. Очередь движется до ужаса медленно, и когда наконец я добираюсь до прилавка, то подхватываю поднос культями и бегу за столик к Энджел.

– Уймись, больная! – шипит та. – Тебя никто не тронет на виду, когда кругом охрана.

Я качаю головой и предплечьем трогаю щеку, где от острого локтя уже наливается синяк.

– Да не бледней ты так, – морщится Ангел. – Хватит пялиться по сторонам. И не таращи глаза.

– Не получается… – жалобно говорю я.

– Не такие уж они и страшные. Видишь вон ту? – Энджел кивает на русую девушку, которая, склонившись над подносом, кладет горошины на язык и глотает одну за другой, будто таблетки. – Это Венди. Ее потом ждет Биллингс, тюрьма для взрослых. Она сдуру призналась в суде, что избила восьмилетнего соседа-пацана бейсбольной битой. А ведь ее могли и не посадить – доказательств не хватало. Многие сами признаю? тся. Хотят доказать свою правоту. Или полицейские говорят, что тогда их отпустят. Хотя надо быть полной идиоткой, чтобы поверить в такую чушь. – Энджел глотает большой комок картофельного пюре. – Эти девчонки – они типа паиньки. Почти все накачаны аддераллом [1 - Аддералл – стимулятор центральной нервной системы, используется при лечении синдрома дефицита внимания и гиперактивности. – Здесь и далее прим. пер. ] так, что и ходить не могут, не говоря уж о том, чтобы лезть в драку. Реальных психов сюда не пускают, почти все время держат в лазарете.

– Тебе-то проще, – говорю я. – Тебя здесь все боятся.

– Вот и ты дай повод.

– Ты крутая. Им до тебя далеко.

Энджел ковыряет вилкой маленький кусок пирога и задумчиво отправляет его в рот.

– Это единственная причина, по которой здешние тебе не нравятся?

– В смысле? – спрашиваю я.

Она косится на меня исподлобья.

– Такое часто бывает. Когда сюда сажают очередную деревенскую тихоню.

Она широким жестом обводит комнату, и я понимаю, что тем самым Энджел хочет показать, насколько здесь разные девочки: порой с размалеванными губами или густо намазанными ресницами.

– Скажем так, мне не в первый раз достается соседка по камере, которая шарахается от собственной тени.

– Я их разглядываю не потому, что мне страшно, – говорю я. – Просто… За все эти годы я ни разу не видела людей, настолько на меня не похожих. Пророк утверждал, что те, кто на нас не похож, – это зло во плоти.

Энджел кивает.

– Да, многие так думают.

– У меня был знакомый мальчик, – неуверенно начинаю я и понимаю вдруг, что говорю слишком тихо – меня не слышно за гомоном в столовой, но повышать голос я не смею, потому что это неправильно – возвращать Джуда к жизни в подобном месте. – Он жил в лесу. Я встретила его, когда мне было четырнадцать.

Энджел опускает пластиковую вилку.

– Он был твоим парнем?

Я киваю, хотя у нас это называлось иначе.

– И он был черным? – уточняет она с едва заметной опаской.

Я снова киваю.

– И что с ним стало?

Энджел спрашивает так, что понятно – она и сама уже догадалась.

Я гляжу в голубые крапинки в ее глазах, в хмурые складки на лице и произношу вслух. Шепотом:

– Они его убили. Думаю, что они его убили.

Глава 10

Ночь, когда мы встретились, была теплой; звезды жарко горели в небе. Я неслась через лес, ничего не видя за слезами. Мне недавно исполнилось четырнадцать, и в тот день я решила, что обязательно сбегу.

Я знала, что буду первой, кто покинет Общину. Пророк утверждал, будто наша маленькая поляна защищена самим Господом и если кто уйдет, язычники примутся травить его ядовитым газом, выслеживать тепловыми приборами и загонять, как зверя; он говорил, что на каждом телеграфном столбе в любом городе висят плакаты с нашими лицами. Говорил, будто каждому язычнику знакомо имя Минноу Блай и они беспрестанно ее проклинают.

В тот вечер я поссорилась с Вивьен, третьей женой моего отца. Уронила тарелку во время мытья, и Вивьен опять принялась качать у меня под носом пальцем и отчитывать: мол, пора бы уже думать о замужестве, но такую неряху ни один мужчина не возьмет в жены.

– Вот и славно, значит, замуж я не выйду! – объявила я.

Вивьен напомнила, что главная задача кевинианки – быть примерной супругой. Если женщина не хочет заводить семью, зачем она вообще рождалась на свет? Я гневно отшвырнула тряпку, потому что знала: все остальные думают так же.

От бега нечем было дышать. В боку нещадно кололо. Пришлось замедлить шаг и перевести дух.

По мертвым сосновым иглам я ступала почти бесшумно, но он все равно меня заметил – тот мальчик, который сидел на крыльце незнакомой хижины. Я никогда, по крайней мере с пяти лет, не встречала людей вроде него – чтобы так же легко водили плечами, снимая иголки со старой сосновой ветки, чтобы сидели босиком с пыльными ногами в одних лишь домотканых штанах и чтобы кожа была такой густо-коричневой. Окно в мир, прежде бывшее размером с булавочную головку, стремительно распахнулось. Я уставилась на незнакомца во все глаза, упиваясь видом его безупречного подбородка и высоких бровей, безмятежно изогнутых, будто он никогда не был свидетелем Божьего гнева.

Повисла тишина; мы, не произнеся ни слова, стояли как вкопанные, чувствуя напряжение в спине. Мальчик изумленно морщил лоб, а я разинула рот.

– Ты что, из тех сектантов? – спросил он наконец.

Я сердито поджала губы.

– Никакие мы не сектанты!