Единственная женщина на свете - Татьяна Полякова

– Да уж, – вздохнула Юлька, а вслед за ней и Ирина.

– В голове не укладывается… совершенно дурацкая история. Как думаешь, убийцу найдут, а, Фенька?

– Надеюсь. Для начала надо отыскать парня… Мишу этого. А о нем, похоже, никто не знает. Эмма Григорьевна убеждена, что никакого парня вовсе не было.

– Был, – вдруг сказала Юлька и посмотрела в зеркало, взгляды наши встретились.

– Ты его видела? – спросила я.

– Нет. То есть видела, как Милка выходила из машины. Возле универмага. Я как раз шла к парковке и ее заметила. Спросила, кто ее привез, а она вдруг испугалась и принялась болтать о каком-то сослуживце. Видно было, что врет. А чего врать? Я еще тогда подумала, надоело ей за Берсеньевым бегать, завела кого-то. Но шифруется. На всякий случай. Видно, надежду не теряет.

– Когда это было? – заинтересовалась я.

– Перед майскими праздниками.

– А что за машина, помнишь?

– Вроде «БМВ». Меня уже менты спрашивали. Вы вспомните, Милка ходила совершенно потерянная, то бесилась, то на нее депрессняк накатывал. А потом вдруг успокоилась. То есть вроде все еще убивалась и о Берсеньеве своем без конца говорила, но отчаяния в ней не чувствовалось. Даже наоборот. Я еще решила: что-то она задумала. А потом эта совместная поездка. Видно, знала, чем Берсеньева зацепить, надо было его просто увезти подальше и остаться с ним наедине.

– Ага. И тут ей подфартило, – влезла Ленка. – Парень-страдалец, и она вроде сестры милосердия. Эх, вот ведь жизнь… Суетимся, планы строим, а потом бац… и все.

В ресторане Берсеньев сидел за столом рядом с Эммой Григорьевной, а я – довольно далеко, что позволило сколько угодно на него пялиться, к себе особого внимания не привлекая. Он по-прежнему хмурился, но выглядел не то чтобы спокойным, скорее отрешенным. Эмма Григорьевна попросила его сказать несколько слов, он поднялся и произнес краткую речь. Слова нашел вроде бы обычные и говорил просто, но вышло проникновенно. Дамы вновь потянулись за платками. Ему сочувствовали даже больше, чем матери. Хотя казалось, что сочувствия он вроде и не искал.

– Просто сердце разрывается, – шепнула мне Ленка.

– Береги здоровье, – буркнула я.

– Как думаешь, он ее очень любил? Или это благодарность за то, что она его с того света вытащила?

– Вытащили его все-таки врачи, без них Милка вряд ли бы справилась.

– Ну что у тебя за свинский характер, – возмутилась Ленка. – Вечно все вывернешь наизнанку.

За столом мне не сиделось, еда вставала комом в горле, выпивка тоже не помогла. К вполне понятным чувствам примешивались другие. С Берсеньева я теперь практически глаз не спускала. На это кто-нибудь да обратит внимание. Чтобы не искушать судьбу, отправилась на улицу. Прогуливалась неподалеку от входа, и тут появился Берсеньев. Закурил, посмотрел на меня и спросил:

– Вы подруга Милы?

– Да, это я вам сегодня звонила.

– Ефимия Константиновна, кажется?

– Лучше зовите Фенькой, – ответила я.

Он криво улыбнулся.

– У вас смешное имя. Впрочем, вам идет.

– Ага. Я тоже… смешная.

– Вы были с Милой в ту ночь? – Теперь голос звучал сурово.

– Да, – кивнула я, отводя взгляд.

– Почему вы ее не остановили?

– Я пыталась. Честно. Но она не послушала.

– Значит, это правда?

– Что «правда»? – Я прекрасно понимала, что Берсеньев имеет в виду, но отвечать не спешила. Глупо, конечно, но мне казалось, что Милке бы это не понравилось. Да и ему лишней боли причинять не стоило.

– Допустим, она боялась мне признаться, но вы… вы ведь сами могли мне позвонить.

– Стучать на подругу?

– Теперь вы ее похоронили, – хмыкнул он. – Так куда легче.

– Можете дать мне в зубы, если хотите, – не выдержала я.

– А толку? – Он отбросил сигарету и вернулся в ресторан.

Я выждала время и тоже прошла к столу, но лишь затем, чтобы забрать сумку. Шепнула Ленке: «Я ухожу», – и, пользуясь тем, что до меня никому не было дела, поспешно вышла на улицу. Жаль, что не удалось поговорить с Веркой, девушкой, что работала вместе с моей подругой в фирме Берсеньева. Но это терпит.

Домой я отправилась пешком. Разговор с Берсеньевым произвел впечатление, и не только потому, что он недвусмысленно дал понять – в гибели подруги винит меня. Теперь я окончательно перестала сомневаться, что слышала раньше его голос. Более того, я точно знала, когда его слышала и где. Несколько месяцев назад, в самом конце апреля…

В самом конце апреля, вернувшись с родного участка, где совершала ежедневный трудовой подвиг с метлой в руках, я обнаружила в нашей коммунальной кухне свою соседку, Дуську. Незадолго до этого она обрела свое женское счастье в лице малопьющего мужичка невзрачной наружности. Последние несколько лет ушли на бесплодные поиски этого самого счастья, и свалившаяся на голову Дуськи внезапная удача немного выбила ее из колеи. Именно этим я объясняла тот факт, что Дуська, скоренько переехав к возлюбленному, свою комнату жильцам не сдала, и та продолжала пустовать, хотя соседка моя женщина хозяйственная, практичная и деньги считать умеет. Может, и не велик доход, но все-таки какой-никакой. Появлялась она в родной квартире исключительно редко, и, застав ее на кухне, я подумала, что Дуська наконец-то нашла квартирантов, о чем и решила меня известить.

– Здорово, Фенька, – весело приветствовала она меня, как только я вошла в квартиру.

– Как жизнь счастливой новобрачной? – спросила я, водворяясь в кухню и устраиваясь за столом напротив Дуськи.

– Тьфу-тьфу, не сглазить бы… повезло, одним словом. Может, с виду он у меня и неказистый, но дело свое знает. И по дому, и по мужской части… – Дуська прыснула в кулак и весело продолжила: – Прикинь, «Камасутру» купил.

– Для приятного чтения или упражняетесь?

– Упражняемся, Фенька. Уж до шестьдесят восьмой страницы дошли.

– И вправду повезло. – По непонятной для меня причине пути «Камасутры» и мои собственные не пересеклись ни разу, но с чужих слов о ней я, конечно, знала. Древние индусы дураками не были и уж что попало в трактаты пихать не стали бы. Хотя и не наши предки, но все равно уважения достойны, в конце концов, все люди братья, и кровь у нас одна.