Трижды до восхода солнца - Татьяна Полякова

Через полчаса мы сидели в баре в трех шагах от здания, где находилась редакция его газеты. Прохоров пришел раньше меня, и, направляясь к стойке, я терялась в догадках, что хорошего могла некогда обнаружить в этом рыхлом, рано облысевшем мужике с сонным взглядом. Но тут он улыбнулся и вновь стал похож на того веселого, остроумного парня с безумными идеями, которые настолько увлекли меня, что я прямехонько отправилась с ним в загс.

– Фенька, – сочным баритоном произнес он. – Где были мои мозги, когда я согласился с тобой развестись.

– Ну, мозги-то у тебя всегда были в одном месте, – хмыкнула я, намекая на его большую любовь к женскому полу. В этом смысле, насколько мне известно, в его жизни ничего не изменилось. Он по-прежнему страшный бабник, лысина и жирок дурным привычкам не помеха. Мы братски обнялись и расцеловались.

– Как дела? – разглядывая меня, спросил Дмитрий Александрович.

– Наметились великие перемены.

– Опять замуж выходишь?

– Пока нет, но очень хочется. Перемены коснулись моей трудовой биографии. Я теперь юрист, тружусь у сестрицы.

– Сочувствую, – скривился он. Как и большинство мужиков, Прохоров Агатку побаивался и считал близкое знакомство с ней божьим наказанием.

– Она особо не цепляется, боится, что сбегу. Сестрица обещала родителям сделать из меня человека, и мой побег нанесет ее репутации невосполнимый урон. – Болтая таким образом, мы выпили кофе, потом коньяк, затем еще кофе, и я решила, что пора переходить к насущному. – Сестра занята одним делом, и там всплыла фамилия Юдиной. Вот я и подумала, что ты должен ее хорошо знать.

– Наташку, что ли? – скривился бывший супруг. – А что, собственно, тебя интересует?

– Профессиональная репутация и личные качества, – ответила я.

– Баба на редкость стервозная, звезд с неба не хватает, но в девяностых ей крупно повезло, смогла взять интервью у папы римского и, конечно, возомнила себя журналистом с большой буквы. Одно время все ждали, что она поедет покорять Москву, но у нее хватило ума понять, что там и без нее народу как грязи, вот она и предпочла остаться здесь. Пишет разгромные статьи, достается всем, и правым и виноватым. Когда времена сменились и ругать власть стало немодным, ее начали понемногу прижимать. Уже лет семь у Юдиной своя газета. Название подходящее: «Вперед! » с восклицательным знаком.

– Нормальное название.

– Ага. No passaran, Patrio e muerto и прочее в том же духе. Одним словом, Че Гевара в юбке. Наши отцы города на нее поплевывают, но она по-прежнему рвется в бой. Старушки ее обожают, письма пишут, а она пишет свои статейки. Снесли здание техникума в историческом центре и построили супермаркет, дороги у нас ни к черту, коррупция. В общем, все как у всех, но молодой задор ее не оставляет, и она все еще на баррикадах. Вся жизнь в борьбе. Детей нет, муж, кстати, нормальный мужик, его вполне бы устроило мирное существование с той же властью, получал бы барыши за счет рекламы, но против супруги он не попрет. Слабоват. Официально газета принадлежит Юдиной, он главный редактор, она ведущий журналист. Народ у них подолгу не задерживается, потому что Наташка истеричка и способна доканать любого. Высокое звание российского журналиста надо поддерживать, а пик ее славы остался далеко позади. Короче, очередной сбитый летчик, злая, неудовлетворенная и, поверь мне на слово, бездарная. Комиссарить, как известно, проще всего…

– Ясно, – кивнула я, решив, что все вышеизложенное можно смело делить пополам. Сказать доброе слово о коллегах Прохоров не в состоянии по одной банальной причине: когда-то и он рвался в бой, но быстро выдохся и тех, в ком еще оставался задор, считал дураками, по принципу – я не могу, и ты не смей!

– Предположим, в руки ей попали некие компрометирующие материалы…

– Ну, она бы устроила настоящее шоу, – засмеялся бывший.

– Даже если бы ей намекнули, что это опасно?

– Да это вообще был бы подарок. Хороший повод возомнить себя героиней. Мне кажется, она бы от души порадовалась покушению на собственную жизнь, чтоб потом на всех углах об этом трезвонить. Как, впрочем, уже было однажды. Подожди-ка, – убрав усмешку с лица, сказал Прохоров. – А твой интерес никак не связан с мемуарами Авроры?

– Это что за Аврора? – напустила я в глаза легкой придури.

На физиономии бывшего появилось разочарование.

– Жена Федора Осиповича Багрянского. Слышала о таком?

– Знакомая фамилия.

– Недавно стал вдовцом. Супруга его с Юдиной дружила и затеяла писать мемуары. С разоблачением. Думаю, не без подачи Юдиной. Наташка намекала, что грядет грандиозный скандал. Договорилась с Фурмановым, это хозяин издательства «Восток», уже художника подключили, ваять обложку. До выхода книги Юдина собиралась печатать в своей газете отдельные главы. Все было на мази, и вдруг подруга скоропостижно скончалась. Юдина в глубокой депрессухе, потому что успела много чего наобещать, это во-первых, а во-вторых, серьезно надеялась поддержать свою репутацию народной героини, которая с годами теряет блеск и приобретает затхлый запах.

– Ты сказал, Аврора скоропостижно скончалась…

– На самом деле она давно болела, то ли сердечница, то ли диабетик… В общем, скандала не вышло, о чем Юдина горько сожалеет.

– То есть в случае выхода книги скандал бы непременно возник? – осторожно спросила я.

– Да брось. Чего такого могла понаписать старая баба? Она из тех, кто живет в высоком терему за трехметровым забором, знает толк в тряпках и драгоценностях и ничегошеньки о реальной жизни. Ну, написала бы, например, что Литвинов напился на приеме как свинья, а то без нее не знают, что он хронический алкаш.

– Хочешь еще коньяка? – предложила я по доброте душевной, решив, что пора прощаться.

– Мне еще работать… – с грустью ответил Прохоров. – А что там у вас за дело такое, а?

– Ты же знаешь, адвокат точно исповедник, а тайна исповеди гарантирована. Как думаешь, я застану сейчас Юдину на рабочем месте?

– Без сомнения. Она там днюет и ночует. Борьба за справедливость не оставляет времени на личную жизнь.

– Где находится редакция газеты?

– На Гороховой, трехэтажный дом напротив автосалона.

– Что ж, спасибо тебе. – Я расплатилась, Дмитрий Александрович смотрел на меня с печалью, то ли ностальгировал по прошлым временам, то ли стыдился нынешних. Самолюбие у него болезненное, но платить за выпивку сам не спешил, ждал, когда это сделаю я.