Трижды до восхода солнца - Татьяна Полякова

Если бы не Димкино замечание, я бы сейчас двигала в северно-западном направлении под стук колес, рисуя картинки нашей встречи одна другой радостнее. Вместо этого я куталась в плед, приканчивая энную по счету сигарету, а никакими радостными картинками даже не пахло, если и являлись картины, то все как на подбор – безрадостные. Потому что Димка прав, Стас никогда бы не уехал, будь он уверен в том, что я ему нужна. В отличие от моего мира, в его все предельно просто и ясно: коли ты любишь человека, значит, должен быть с ним; если при этом кому-то не поздоровится, что ж, тем для них хуже. Значит, лежа на больничной койке, он увидел всю маету и беспросветность наших отношений, в которых было очень много боли и мало радости, и решил, что вполне обойдется без всех этих драм. А мое появление в Питере будет незапланированным актом в затянувшейся пьесе, где все уже сказано и сыграно, в актерах куража нет и зрители скучают.

Я невесело рассмеялась, разглядывая двор в свете одинокого фонаря у соседнего подъезда, но тут накрапывающий до того холодный, как и положено глубокой осенью, дождь вдруг разошелся и погнал меня с балкона. Я легла на диван, зарылась лицом в подушку и вдоволь наревелась. Польза от этого была безусловная, впервые за долгое время я уснула и проспала как раз до того момента, когда нужно было приступать к своим обязанностям, заботясь о чистоте родного города.

Дождь хоть и кончился, но небо было затянуто тучами. Низкими, грязно-серого цвета, что настроения не прибавило. На смену боли явилось сонное равнодушие, которое легко было передать словами из известной сказки: «Что воля, что неволя – все равно».

Закончив работу, я решила навестить маму, выполнить дочерний долг, чтобы оставшееся время вдоволь предаваться тоске, лежа на родном диване. На маму скверная погода действовала всегда одинаково, ее критическое отношение к миру увеличивалось в геометрической прогрессии, она бодро помыкала несчастной сиделкой, находя в ней все новые недостатки, и разъясняла ее обязанности, начисто забыв о правах.

Мама милостиво меня поцеловала, а потом начала приглядываться, хмурясь и поджимая губы.

– Что с тобой происходит? – спросила она.

– Ничего, – ответила я. – Погода скверная. Хандрю.

– Тебе следует помириться со Славой.

– Мы не ругались.

– Да? Ты могла бы объяснить матери, почему вы расстались?

– Почему люди расстаются? – пожала я плечами. – Просто поняли, что не подходили друг другу. Если хочешь знать мое мнение, он достоин лучшей участи.

– Какая глупость, – хмыкнула она. – Храни свои дурацкие секреты, но я вижу: ты страдаешь.

Переубеждать маму себе дороже, оттого я пожала плечами и решила сменить тему.

– Звонила Агатка. Она уехала на пару дней.

– Куда?

– Понятия не имею. Оставила сообщение на автоответчике.

– Позвонить матери у нее, конечно, ума не хватило. Послал бог деток… Мне намекнули, у нее роман с Берсеньевым. Это что, правда?

– Вряд ли. Люди любят сплетничать.

Мама нахмурилась еще больше, а потом вздохнула.

– Вас кто-то сглазил. Это, конечно, глупые суеверия, но поневоле начнешь сомневаться… Одна была замужем четыре раза и каждый раз без всякого толка, другую никак не пристроишь… просто наказание.

– Нам и так хорошо, – вяло молвила я.

– Хорошо – это когда есть семья, муж и дети. А мне, видно, внуков не дождаться. – Она потерла виски и добавила: – Если Агатка в отъезде, на прием пойдешь ты.

– Мама… – запаниковала я.

– Что «мама»? Приятно проведешь время. Наденешь платье, почувствуешь себя женщиной. Не забудь заскочить в парикмахерскую, чтоб потом не говорили, будто моя дочь похожа на чучело.

– Спасибо, мама, – кивнула я.

– Пожалуйста.

Разумеется, мне и в голову не пришло ослушаться родительницу, раздражать мамулю по пустякам не стоило. И, точно следуя указаниям, я отправилась в парикмахерскую, а потом в магазин, где купила себе платье. Красивое. Вся эта суета отвлекла от навязчивых мыслей, так что по большому счету, маме следовало сказать «спасибо».

Прием был по случаю открытия в городе гостиничного комплекса. Располагался комплекс в черте старого города неподалеку от церкви Успения Божьей Матери и получил название Успенской слободы. Два десятка бревенчатых домов, в центре двухэтажный терем с ресторанами, барами, боулингом и крытым бассейном. Вокруг забор из металлических прутьев. К резным воротам вела асфальтовая дорога. По слухам, хозяин, тот самый Гришин, о котором так пеклась матушка, вбухал во все это немалые деньги. Гостиниц в городе пруд пруди, и больших, и малых, и злые языки болтали, что свои бабки он в ближайшие сто лет не отобьет. Данными сведениями снабдила меня подруга, когда узнала, куда я собираюсь.

Хотя во дворе моего дома не спеша ржавела машина, оставшаяся со времен последнего замужества, в «Успенскую слободу» я отправилась на такси. Не потому, что собиралась отдать должное дармовой выпивке, скорее по лености, предпочитая бдению за рулем общественный транспорт. Празднество начиналось в шесть вечера, но я решила, что вполне могу появиться часам к семи, и поступила мудро. В квартале от слободы вереница машин продвигалась малой скоростью, среди них я заметила машину нашего мэра, а без него праздник вряд ли начнется. Проще было отпустить такси и преодолеть оставшееся расстояние пешком, да жаль новые туфли, оттого я позевывала на заднем сиденье в терпеливом ожидании. Наконец мы въехали в ворота, а я стала с интересом оглядываться. Машина мэра как раз тормозила возле терема, к нему навстречу высыпала стайка граждан, в основном мужчины, и, подхваченный потоком, мэр исчез за дубовыми дверями.

– Ближе не подъехать, – сказал мне водитель, который тоже оглядывался с большим интересом. Расплатившись, я, обегая лужи, припустилась к зданию, парковка была заставлена машинами, места всем не досталось, оттого многие, оставив свои транспортные средства на попечение водителей, как и я, скакали по лужам. Несколько дам возмущались довольно громко, но скорее от обиды на свой недостаточно высокий социальный статус.

В холле столпились человек пятьдесят, пытаясь пристроить свои пальто ополоумевшим гардеробщикам. Отель не театр, и гардероб здесь был импровизированным. Я никуда не спешила и, стоя возле окна, ждала, когда толпа схлынет, чтобы перебраться в огромный зал, двери в который были распахнуты настежь. Зал неплохо просматривался с моего места, слева столы с закуской, справа – с выпивкой, вокруг разноцветные шары, гирлянды цветов, у противоположной стены расположился духовой оркестр, как раз в тот момент исполнявший гимн нашего города, написанный, кстати, моим давним другом. Свое произведение он не очень-то жаловал, прежде всего потому, что настоящий творец на заказ не работает (это его мнение, а не мое), вторая причина, на мой взгляд, существенней: городская администрация с ним до сих пор не расплатилась и от разговоров об этом всячески увиливала.