Паргоронские байки. Том 2 - Александр Рудазов

Кеннис не желал себе в этом признаваться, но вкусив теплой крови, он разжег аппетит. Если прежде ему удавалось противиться зверским инстинктам, то теперь он вошел во вкус и жаждал продолжения.

Охотиться сытому было гораздо проще. Зрение стало острее, слух лучше. Кеннис почти за вспашку услышал шорох в листве, за половину вспашки увидел на ветвях гиббона и внезапно для себя с легкостью взлетел по стволу.

Ухватив обезьяну за лапу, он сдернул ее с неожиданной силой. Гиббон заверещал почти как человек. Почему-то Кенниса это только распалило, он вывернул зверю руки, перехватил поудобнее и впился клыками в горло.

Кровь текла по губам, по подбородку. Как сквозь решето. Кеннис хлебал жадно, восторженно. Прана обезьяны, так похожей на уродливого мохнатого человечка, не терялась вместе с кровью. И энергии она давала гораздо больше, чем прана птиц и грызунов.

Это было уже почти то, что нужно… но Кеннис чувствовал, что все еще может получить больше.

Когда гиббон перестал дергаться, Кеннис тоже ненадолго замер. Он может сейчас прерваться. Обезьяна выживет. Когда она наберется сил, ее снова можно будет поймать и снова напиться. Это будет более разумно, чем использовать бурдюк полностью, но всего один раз.

Однако это дикое животное. Настолько обескровленное, оно станет легкой добычей для хищников. Они есть в этих лесах, их довольно много. Почти наверняка гиббон вскоре попадется кому-то на зуб и накормит кого-то другого. Не его.

С этой мыслью Кеннис снова приник к артерии.

Из леса он вышел только через час, и успел за это время выпить еще двух животных. Молодого оленя и довольно крупного дикобраза. С последним разобраться было непросто, но сытый Кеннис оказался куда сильнее голодного. Вовсе не замечая шипов, он разодрал зверя голыми руками.

Но это все было не совсем то. И когда Кеннис появился возле зарибы, колючего забора, его взгляд жадно метался.

Даже в охватившем его безумии Кеннису хватило ума сначала ополоснуть лицо, руки и грудь. Но на тунике все равно остались кровавые потеки. Проходящая мимо женщина при виде него ахнула, едва не уронила корзину с бельем и бросилась бежать.

Ходячий мертвец на минутку замер. Он все еще не был уверен, что собирается делать. Пока что Кеннис ел только животных – а животных и люди едят. Он еще не совершил непоправимого.

Но издали донеслись крики – и Кеннис решился. Он перемахнул через колючую изгородь. Перепрыгнул с какой-то волшебной легкостью. Быстрее молнии метнулся вперед – и перескочил еще через чей-то плетень. Там Кеннис присел и затаился в зарослях малины.

Наверное, зря он пришел сюда днем. Ночью было бы удобнее. И солнце бы не так жгло. Кеннис уже заметил, что ночью ему гораздо комфортнее, но старые привычки пока что были сильнее.

– Вот он, тут был! – доносился издали голос. – Весь в кровавых лохмотьях, а взгляд – безумный! ..

– Эва-на… – отвечал другой голос, басовитый. – А оружие было?

Прислушиваясь, Кеннис поводил головой. Он выпил столько крови, что слух обострился до невероятного. Он слышал каждый шаг, каждый шорох.

Слабый треск ветки. Совсем близко. Из хижины, у которой Кеннис прятался, вышел человек. Небольшой, легкий… очень юная девушка… нет, скорее, даже ребенок. Девочка… нет, мальчик.

Кеннис потянул носом. Обоняние тоже обострилось, стало почти звериным. Он понял, что уже не сможет отказаться от крови. Слишком много она ему дала, слишком хорошо он стал себя чувствовать.

Но он все еще сдерживался. Все еще не хотел переступать последнюю черту. Тем более, что это ребенок.

Кеннис надеялся, что он уйдет со двора или хотя бы пойдет в другую сторону. Но он двинулся именно к малиннику. Остановился в каком-то десятке шагов от Кенниса и стал собирать ягоды в корзинку. Но, как и все дети, больше лопал сам.

– Ты там что, опять в рот собираешь? ! – донесся женский окрик.

– Не, мам! .. – протянул мальчик, торопливо съедая еще горсть. – Ай! ..

Он оцарапался о колючку и невозмутимо слизнул выступившую кровь.

Кеннис чуть слышно захрипел. Он что есть силы пытался успокоиться, выкинуть из головы соблазн. Попятился, пока его не заметили, но наткнулся на плетень.

А с другой стороны по-прежнему доносились голоса. По-прежнему обсуждали чужака в окровавленной тунике. Кеннис подумал, что не стоило ему прятаться – он легко мог отовраться. Просто сказать, что охотился, но напоролся на кабаний клык или оленьи рога… хотя нет, на нем нет ран. Но кто бы там стал присматриваться?

Но теперь уже поздно. Надо потихоньку выбраться и уйти в лес. Зря он вообще все это затеял. Лучше вернуться в свою хижину и продолжить жить охотой. Можно наловить живых обезьян, устроить им загон, сытно кормить и время от времени питаться самому.

Отличная идея. Но Кеннису не суждено было претворить ее в жизнь. Ребенок потянулся к очередной ягоде, раздвинул ветки – и увидел сидящего в кустах чужака.

Его глаза резко расширились, а рот распахнулся. Сейчас закричит – и сюда сбежится вся деревня.

Кеннис сам не понял, как это у него вышло – но он заглянул мальчику в глаза, и те остекленели. Утратили осмысленное выражение. Кеннис всей душой захотел, чтобы тот стих – и ребенок так и сделал.

Теперь он сидел, как неживой, все с тем же распахнутым ртом. Кеннис сглотнул, невольно глядя на оцарапанный палец. Там снова набухла капелька крови.

Чуть-чуть. От ребенка не убудет. Он даже и не запомнит, судя по всему. Кеннис почувствовал, что может сейчас приказать мальчику что угодно – и тот исполнит. А потом забудет обо всем и даже знать не будет, что уделил немного крови голодающему.

Кеннис осторожно взял палец мальчика губами и во рту взорвался фонтан вкуса…

– Ярыть, меня сейчас стошнит на кир, – поморщился Дегатти. – Как же это мерзотно.

– Мне пропустить эту часть? – любезно предложил Янгфанхофен.

– Я вообще не знаю, зачем ты рассказываешь в таких деталях. Ты же почти смакуешь.

– Мэтр Дегатти, рассказ – это искусство. Там где нужны детали – они будут. И не перебивай меня больше, у Кенниса там самый разгар трапезы.