Паргоронские байки. Том 2 - Александр Рудазов

Выходит, Кеннис не такой уж и всесильный. Его это почему-то задело и он пустил внутрь убивающее заклятие. Однако оно тоже расплескалось о пустоту.

– Мои люди! .. – донесся все тот же злой шепот. – Мои жильцы! .. Пшел на кир! ..

Люди внутри не слышали голоса домового духа. Зато видели, как Кеннис бьется о дверной проем, словно там по-прежнему висит дверь. Выглядывающая из-под лавки девочка испуганно хихикнула.

– Пусти меня! – гневно воскликнул Кеннис.

Жильцы смотрели молча. Они решили, что Кеннис обращается к ним, но ответить никто не осмелился.

– Пусти! – повысил голос Кеннис.

– Нет! – донеслось из-под пола.

– Впусти или будет хуже!

– Мы тут уже все знаем, кто ты такой! – прошипел домовый дух. – Повсюду разнесли! Никто из наших тебя не пустит, паргоронское отродье!

– Ладно, – обманчиво спокойно произнес Кеннис. – Хорошо, не пускай. Тогда я просто подпалю эту хижину. И соседнюю. И вообще всю деревню подпалю. А когда людишки выбегут – устрою кровавую баню.

– Не надо! – воскликнула одна из девушек.

Их было две внутри. Постарше и помладше. И еще их отец, мужчина средних лет, с трясущимся в руках ухватом. И мать, прижимающая к себе младенца. И еще двое детей разного возраста. И скрюченная бабка, шепчущая молитвы незнамо кому.

– Я выйду! – продолжила девушка.

– Не надо! – схватилась за нее мать. – Не смей!

– Он же не может войти! – напомнила ей сестра.

– Бабкиной молитвы напужался! – предположил отец.

– Но он же спалит все!

– Небось не спалит! Огня они смертным страхом боятся!

– Кто они-то, тять? !

– Известно кто! Твари ночные!

Кеннис криво усмехнулся и снял с жердины масляный фонарь. Обычную плошку, в которой плавал горящий фитиль. Покачав ее в руке, он сделал вид, что бросает на соломенную крышу – и в доме все ахнули от ужаса.

– Ну что – поджигать? – спросил он. – Или кто-то выйдет сам? Сразу скажу – бабкой можете не жертвовать. Старики невкусные. Младенца тоже не надо – его мне будет на один зуб.

– Ах ты ж нечисть поганая! .. – замахал кулаком отец семейства. – Никого мы тебе не отдадим!

– Пошел отседова! – присоединилась мать. – Пошел, пошел! ..

А бабка, узнав, что для Кенниса она неаппетитна, резко расхрабрилась. Схватила стоящий у двери веник, да как сунула его мертвецу прямо в рожу! Тот молниеносно его схватил, вырвал, чуть не вытащив из дому и саму бабку, но разок ему все-таки по лицу прилетело.

– Не, ну про веник ты все-таки выдумываешь, признайся, – прищурился Бельзедор. – Кто тебе мог рассказать такие детали? Смертных тех ты вряд ли встречал, а Кеннис точно не стал бы.

– Ты даже не представляешь, сколько разных дивных подробностей я знаю, – ухмыльнулся Янгфанхофен. – В конце-то концов, кто я такой, по-твоему? Я Паргоронский Корчмарь, Бельзедор. Я знаю все и про всех.

– Про меня ты ничего не знаешь.

– Ну вот разве что про тебя. И то лишь потому, что ты мой друг, и я уважаю твои желания.

Кеннис выхватил веник, поджег его и замахнулся. Сейчас кинет, сейчас запалит крышу! .. Они в этой деревне сплошь соломенные – займется мгновенно.

И тогда к нему с криком выбежала девушка. Оттолкнула отца и сестру, вырвалась – и вылетела за дверь.

– Не пали! – взмолилась она. – Меня возьми, других не трогай!

Кеннис ухмыльнулся. Теперь он мог подчинить эту девицу своей воле. Превратить в покорную куклу, как всех остальных.

Но он не стал. Зачем, если она и так подчиняется, сама? Это даже приятнее – смотреть в ее гневные глаза, ощущать ее возмущение.

Возможно, приправленная живым чувством кровь станет еще вкуснее.

К тому же Кеннис невольно тянул с началом трапезы. Девушка была на редкость красивой, и Кеннису хотелось вначале как следует ее рассмотреть. Это было отчасти обычное эстетическое чувство, а отчасти – желание полюбоваться изысканным блюдом.

Кеннис протянул руку и коснулся шеи девушки. Ощутил ее мелкую дрожь, тепло бархатистой кожи. Пульсацию каждого сосуда в ее теле.

– Какая совершенная оболочка, – хрипло произнес он.

Неожиданно для себя он убрал руку и отступил. Кеннис был сыт, в общем-то. И ему вдруг стала неприятна мысль, что этот великолепный сосуд будет разрушен или изуродован.

Тем более такой сильный дух, такое бесстрашие! ..

– Твои храбрость и красота смягчили мое сердце, – произнес он. – Я уйду.

Девушка ничего не ответила. Она до последнего смотрела на Кенниса недоверчиво и выдохнула лишь когда тот скрылся за деревьями.

О своем великодушии Кеннис не пожалел. Конечно, он остался без очередной трапезы, но их в его жизни будет еще много. Зато он впервые сумел сдержаться, отказаться от соблазна – и это его очень воодушевило. Значит, он по-прежнему свободен выбирать, по-прежнему принимает решения сам. Он не стал рабом своего проклятия.

К тому же его прощальные слова точно разнесутся по всей округе. Он уж постарался выдать фразу покрасивее.

Да и девушка… ее лицо все еще стояло перед глазами. Кеннису хотелось увидеть ее еще разок.

И уже на следующую ночь он вернулся в эту деревню. Теперь, правда, невидимкой. Для него это стало несложным – частично уходить в Тень, растворяться в туманах. В таком облике он мог просочиться в любую щель, проскользнуть в замочную скважину.

Немного походив по хижинам, Кеннис убедился, что пройти свободно удается лишь в некоторые. Либо совсем новые, либо нежилые. Те, где домовые духи либо еще не завелись, либо ушли.

Если же дух на месте – Кеннису хода нет. Разве что кто-то из жильцов сам его впустит. Он проверил – подчинил выбежавшего до ветру паренька, а потом вошел с ним в его дом. Когда тот сам открыл Кеннису дверь, домовой дух сделать ничего не сумел.

Но сегодня Кеннис почти никого не тронул. Только приник на минутку к артерии этого самого паренька, промочил горло. Потом усыпил и позволил вернуться в постель.