Провожая друг друга домой - Рам Дасс

Жизнь, смерть и духовная практика

Если мне предстоит скоро умереть, лучший способ подготовиться – это успокоить ум и открыть сердце. Если мне предстоит долго жить, лучший способ подготовиться – это успокоить ум и открыть сердце.

    Рам Дасс

Прибытие

По дороге на наши первые разговоры из Западного Массачусетса на остров Мауи я сидела в тесном самолете «Дельты», ела печенье и читала книгу Джона О’Донохью – поэта, философа и моего друга, умершего несколько лет назад. Он писал, что внимание к смерти напоминает нам о том, какое это невероятное чудо – быть здесь, где «мы все дико и опасно свободны».

Я думала, что писать о смерти будет непросто. Смерть связана со всей жизнью – так какие истории рассказывать, какие темы обсуждать? Мы хотели задавать вопросы, которые откроют путь в глубину и помогут понять, как осуществить полезные и удивительные перемены в жизни, оказавшись перед лицом смерти.

Я спрашивала себя, что мы действительно знаем о смерти, с нашим активным, диким, вызывающе свободным образом жизни? Не находя однозначного ответа, я все же была уверена, что многому научусь, работая с Рам Дассом.

Я приехала на Мауи поздно ночью. Рам Дасс живет в огромном доме на холме с видом на Тихий океан. Там также живут его помощники и часто останавливаются старые друзья. Открытая планировка и специальный лифт позволяют Рам Дассу передвигаться по дому в инвалидной коляске. На столах стоят свежие цветы – гибискус, имбирь, протея и стрелиция; в креслах дремлют коты и кошки. Когда я вошла, все уже спали, и я отправилась прямиком в постель. Засыпая, я слышала тихий свист потолочного вентилятора и чувствовала, как в окно дует пассат, покачивая батики с изображением Ханумана и Ганеши.

Увидев Рам Дасса на следующее утро после нескольких месяцев разлуки, я как будто возвратилась в дом моего сердца. Подъезжая в инвалидной коляске к столу для завтрака, он смотрел на меня глазами, которые я знала так долго и так хорошо. Я провалилась в них, и счастье разлилось по всему телу. Мы обнялись, а затем обнялись еще сильнее. Я ощутила сияние. Да, да, да. За яичницей и тостами он спрашивал про моего мужа Э. Дж. , своего крестника и моего единственного сына Оуэна и мою внучку Далию, которую он благословил вскоре после ее рождения.

– У них все хорошо. А меня беспокоит сустав.

И я сообщила ему, что сказала мне Далия:

– Ама, ты не старая. Старый – это когда ты сломался и тебя уже невозможно починить.

Рам Дасс засмеялся. Проглотив свои витамины и лекарства, он произнес:

– Я думаю, мы не старые. Мы еще подлежим ремонту.

Погружение

После завтрака мы переместились наверх, где у Рам Дасса находятся спальня, ванная комната, кабинет – стена книг, фотографии друзей, алтарь с изображением Махараджи, телефон и домофон. Лакшман, который помогает ухаживать за Рам Дассом, перевел его из инвалидной коляски в большое удобное кресло с откидной спинкой и накрыл пледом. В комнату просачивался аромат сандала от благовоний, сожженных во время утреннего пения мантр на первом этаже.

Я без предисловий спросила:

– Ты уже много писал и говорил о смерти. Появилось ли у тебя новое понимание смерти теперь, когда она стала ближе?

Рам Дасс закрыл глаза и долго молчал. Я понятия не имела, что он скажет в ответ.

– Я приближаюсь к Махараджи. Я отдаляюсь от тела, от своего собственного тела, – ответил он.

– Как ты это делаешь?

– Я отождествляю себя со свидетелем, с осознаванием, с душой. Тело заканчивается, но душа будет продолжаться и продолжаться. Я иду внутрь, к душе.

– Раньше было по-другому?

– Мое тело сейчас умирает, но я не чувствую себя умирающим. Я очарован тем, как тело… делает это.

Мы оба рассмеялись.

Затем он сказал:

– Я много лет думал о феномене смерти, но не своей собственной смерти. Я говорил об этом со Стивеном Левином и Элизабет Кюблер-Росс, с Фрэнком Остасески, Дейлом Борглумом, Бодхи Бе, Джоан Галифакс и Залманом Шахтер-Шаломи; я читал слова великих мастеров о смерти. Сейчас я связываю переход с сердцем, а не с интеллектом, и не нахожу ничего страшного в том, чтобы отождествиться с любящим сознанием. Смерть становится просто последней ступенью моей садханы. Моя смерть… моя смерть…

Рам Дасс долго молчал, глядя на море. Мы говорили о смерти раньше, но не так прямо и не так лично. Когда произносишь это вслух, все меняется.

– Я часами смотрю на океан и вижу его как символ. Это океан любви, и я могу просто плыть. Он бесконечный. Я привыкаю к бесконечности. Время… время просто движется, и я удаляюсь из времени. Я внезапно спрашиваю себя, какой сейчас день, месяц и год. Но я никогда не спрашиваю, какое сейчас мгновение. Ах, это мгновение. Я отбрасываю роли, например роль жертвы инсульта. Я выполняю работу садханы: взращиваю прошлое и дарю ему любовь.

– Даришь любовь?

– Я люблю прошлое как мысль. Я отпускаю сожаления и люблю прошлое таким, какое оно было и есть. Есть разница между привязанностью к воспоминаниям и новым переживанием прошлого в сознании настоящего. Это просто мысли. Ключ должен оставаться в вашем сердце. Просто продолжайте любить.

Болезненная правда

После перерыва мы начали очередное занятие в комнате Рам Дасса, исследуя то, что Дэвид Уайт называет «разговорной природой реальности». Я устала, но была так рада встрече с Рам Дассом, что почти не замечала утомления. Хозяин дома устроился в своем кресле, и плед согревал его ноги в этот пасмурный и свежий день на Мауи. Люциан, еще один из его помощников, принес нам чай с корицей.

За день до этого Рам Дасс общался с бразильянкой, которая проходила ретрит в одной из комнат его дома. Она рассказала ему, как летела в самолете, который чуть не разбился, и как она думала, что погибнет, но не погибла.

– Это потрясло ее, – сообщил он. Испытав такую близость к смерти, женщина почти перестала ее бояться. Рам Дасс пояснил:

– То было грозное благословение.

Рам Дасс всегда рассматривал жизнь как путь развития, а все, что происходит с нами, – как возможность учиться, пробуждаться и расти. Поэтому возможность учиться на пугающем опыте – отличный подарок. Мы заговорили о том, как выйти за пределы страха смерти, если вам не повезло оказаться в самолете на грани авиакатастрофы.