Хорошее соседство - Тереза Энн Фаулер

– И вообще учиться в колледже, – Джулия пожала плечами. – Что тут скажешь? Она – моя малышка, и я не хочу, чтобы она так быстро взрослела.

Вэлери хотела посочувствовать Джулии, но тут человек шесть латиноамериканцев в одинаковых желтых футболках прошли мимо дома Уитманов к задней границе участка. Один из них нес лопату, другой тащил буровую установку.

– Вот они, – Брэд поднялся. – Пришли ставить забор. Они должны были это сделать еще до того, как мы достроили дом, но всю прошлую неделю шел дождь. В любом случае свидетельство о заселении у нас уже есть – я знаю человека, который занимается этими вопросами. Довольно часто бывает полезен, – он подмигнул гостям и пошел к рабочим.

– Забор, значит, ставите, – сказала Вэлери Джулии. – Конечно. Я и забыла об этом законе. Кажется, кроме вас, ни у кого в Оак Нолле нет бассейнов.

– Не волнуйтесь, – ответила Джулия, – будет симпатичный деревянный забор, а не рабица.

Вэлери беспокоил не материал забора, а тот факт, что выкапывание ям под столбы может еще больше навредить корням деревьев. И что она может сделать? Ничего. Бассейн уже установлен. Забор необходим.

Брэд вернулся на крыльцо.

– Всего за пару дней поставят, – сказал он. – Заранее прошу прощения за шум. Но так же будет лучше для всех, правда? Больше приватности.

– Конечно, – ответила Вэлери. Ей искренне хотелось, чтобы шум оказался меньшей из ее проблем. И, не считая вреда для деревьев, она всей душой ратовала за то, чтобы установить забор. Она не испытывала ни малейшего желания целыми днями смотреть из окна на этот бассейн и патио, которые сами по себе стоили не меньше, чем они с Томом заплатили за дом. И перспектива все лето видеть у бассейна молодую, красивую Джулию Уитман, может быть, в бикини, демонстрирующую свое тело в идеальной форме, когда она, Вэлери, много лет не может сбросить лишние пять кило, ее тоже не радовала.

– Помните, как писал Фрост: крепчает дружба с крепостью забора.

– Какой Фрост? – спросила Лилия.

– Роберт Фрост, – пояснила Джунипер. – Был такой поэт.

Вэлери одобрительно кивнула. Да, молодежь спасет этот мир.

И когда Уитманы и Алстон-Холты еще немного посидели в тени крытого крыльца, пообщались на разные несущественные темы и разошлись спустя двадцать минут после ухода рабочих, Брэд и Вэлери решили, что все они уже достаточно хорошо знакомы. Нам казалось, что их добрососедские отношения сложатся именно так, как мы и надеялись. Никто из нас не волновался ни за деревья, ни за детей.

Глава 4

Два дня спустя Ксавьер стоял у плиты и готовил сэндвичи с ветчиной и сыром себе на ужин.

– Как дела в школе? – мать подошла к сыну, обняла за талию. Теперь он стал сантиметров на двадцать пять выше нее, и это казалось ему странным. Он всю свою жизнь мечтал скорее стать больше, выше, старше – и вот теперь смотрел на большинство взрослых не снизу вверх, а сверху вниз. Он мог видеть макушку своей матери. Метр девяносто, на три сантиметра выше отца. Вот бы ему платили доллар, а лучше десять, каждый раз, как его спрашивали, играет ли он в баскетбол.

– К экзаменам готовимся. Тоска смертная, – он включил газ, поставил на огонь сковородку.

– Выходите на финишную прямую, – она покрепче обняла сына и выпустила. – Я вот что думаю и хочу тебя спросить: как тебе наш знаменитый новый сосед, Брэд Уитман?

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне он кажется каким-то… мутным. Как будто он совсем не такой хороший, каким кажется.

– Да нормальный, – ответил Ксавьер. Он смазал маслом два сэндвича, положил на сковородку. – Тебе сделать? Поедим, да пойду на работу.

– Да, спасибо, – она взяла помидор, нож и разделочную доску, села за кухонный стол. – Может, я слишком впечатлительная. Мне не нравится плохо думать о людях, которых я даже не знаю. Предубеждения – это так гадко. Мне неприятно их испытывать.

– Уж прости, что напоминаю, но ты всего лишь человек, – сказал Ксавьер, готовя третий сэндвич. – К тому же ты меняешь свое мнение, когда познакомишься с человеком получше, верно?

– Я ощутила к ним неприязнь, когда они начали вырубать деревья, и это меня беспокоит. Я стараюсь всем давать шанс. Иначе чем я лучше тех, кто, ничего обо мне не зная, осуждает меня?

Ксавьер положил три сэндвича на сковородку. Они зашипели, выпуская в атмосферу липидные молекулы расплавленного масла. Запах – химия. Дыхание – химия. Переваривание пищи – химия. Рост растений, выработка растениями кислорода – все это тоже химия. Мать очень много рассказывала ему о растениях, вероятно, надеясь, что он разделит ее страсть к экологии, и Ксавьер увлекся на пару месяцев, но потом интерес сник.

Так бывало часто. Ксавьер давно понял, что интересуется массой вещей, но любит немногое. Каждый раз, когда его охватывала новая страсть, мать поддерживала его, но позволяла самому решать, насколько серьезно относиться к этому увлечению. Она говорила, что это и есть результат борьбы за равноправие. Чтобы он, сын белого мужчины и темнокожей женщины с высшим образованием, выросший в семье среднего класса, мог заниматься чем угодно. Чем угодно, подчеркивала она. Чтобы он мог быть просто ребенком, а не темнокожим ребенком. «Мы должны это помнить, Зай, говорила она, а не принимать как должное».

В то же время он понимал, что ее утверждение не вполне справедливо. Понимал, что она сама в это не особо верит. В последнее время появилось гораздо больше людей, утверждавших, что отношение к людям не должно зависеть от цвета их кожи. Но были и другие, как правило, белые и пожилые люди, которые старались держаться от него подальше или смотрели на него искоса, например, в магазине – словно он вот-вот что-то украдет или достанет пистолет. Однажды он спросил мать, почему наполовину белый все равно не белый, если наполовину черный все равно черный? Ее ответ, то есть объяснение правила об одной капле крови, прояснил ситуацию, но не устроил Ксавьера. По факту он был белым настолько же, насколько и черным.

– Ты судишь по тому, что сделали Уитманы, а не по тому, кто они сами, – сказал он. – Каждая жалоба должна оцениваться по существу, и точка.