Вопрос и ответ - Патрик Несс

Мэр Прентисс обращался сейчас к целой планете.

– И вы совершенно правы. – И клянусь, я услышал улыбку у него в голосе. – Вы действительно завоеваны. Вы действительно побеждены. И сейчас вы узнаете свою судьбу.

Он умолк, дал мысли усвоиться. Мой Шум взрокотал, и несколько мужчин в толпе подняли головы, устремили взгляд на вершину башни. Я постарался притихнуть. Кто же они? Кто они такие, эти чистые, благополучные и совсем не голодные люди, которые просто взяли и отдали себя ему?

– Но это не я вас завоевал, – продолжал мэр. – Не я победил, разгромил и поработил вас.

Он помолчал, оглядывая толпу. Мэр был весь в белом: белая шляпа, белые сапоги… Белая материя покрывала платформу. Дневное солнце лило сверху свет – все вместе просто слепило глаза.

– Вас поработила ваша леность, – возвестил он. – Вас победило самодовольство. Вас приговорили… – здесь его голос внезапно набрал мощи и так вдарил это «приговорили», что половина народу на площади подпрыгнула, – ваши благие намерения!

Он накручивал сам себя, тяжело дыша в микрофон.

– Вы позволили себе ослабеть, размякнуть перед лицом опасностей этого мира – настолько, что за одно-единственное поколение превратились в тех, кто сдался СЛУХАМ!

Он принялся мерить сцену шагами с микрофоном в руке. Каждое перепуганное лицо в толпе, каждое неподвижное – в армии поворачивалось ему вслед: туда, обратно… туда, обратно…

И мое тоже.

– Вы дали армии беспрепятственно войти в город! Вместо того, чтобы заставить нас взять его приступом, вы отдали его сами, по доброй воле!

Он продолжал ходить и громыхать.

– Вы все знаете, что я сделал. Я пришел и взял. Я взял вас. Я взял вашу свободу. Взял ваш город. И ваше будущее.

Он рассмеялся, словно поверить не мог в собственную удачу.

– А я ведь ждал войны.

Некоторые в толпе уставились себе на ноги, избегая чужих взглядов.

Неужто им стыдно?

Надеюсь, што так.

– Но вместо войны, – продолжал мэр, – я получил… беседу. Беседу, которая началась с «пожалуйста, не причиняйте нам вреда» и закончилась «пожалуйста, берите все, что хотите».

Он остановился посреди платформы.

– Я ждал ВОЙНЫ! – рявкнул он и выбросил в их сторону кулак.

И они отшатнулись.

Если толпа вообще может отшатнуться – в общем, она отшатнулась.

Больше тысячи мужчин попытались уклониться от кулака одного.

Чем там были заняты женщины, я не знаю.

– И поскольку войны вы мне не дали, – светло заключил мэр, – теперь пожинайте последствия.

Двери собора снова распахнулись, и вперед вышел мистер Коллинз, толкая перед собой мэра Леджера – прямо через армейские порядки, руки связаны за спиной.

Мэр Прентисс молча, скрестив руки на груди, смотрел, как он идет. В толпе мужчин наконец-то поднялся ропот, еще громче – в толпе женщин. Всадники многозначительно покачали стволами в назидание. Мэр даже не оглянулся на звук, словно это было ниже его достоинства – такое замечать. Он просто глядел, как мистер Коллинз толкает мэра Леджера вверх по ступенькам на платформу.

На самом верху тот остановился и уставился на публику. Публика в ответ уставилась на него, слегка морщась от пронзительного, визгливого жужжания Шума, который… да, который уже начинал кричать какие-то членораздельные слова – страх, картинки страха, картинки того, как мистер Коллинз подбил ему глаз, разбил губу, как мэр Леджер сдавал город, соглашался, штобы его заперли в башне.

– На колени, – скомандовал мэр Прентисс, и хотя голос был тихий и сказал он это не в микрофон, а в сторону, я почему-то услышал все ясно, будто колокол ударил, и, судя по тому, как ахнула толпа, там это тоже наверняка услышали.

И, кажется, даже не поняв, што он делает, мэр Леджер уже стоял на коленях и словно бы удивлялся, почему он смотрит на мэра Прентисса снизу вверх.

Весь город как один провожал его глазами.

Мэр Прентисс выждал секунду.

Шагнул к нему.

И вытащил нож.

Большой, нешуточный, смертоносный, ярко сверкнувший на солнце.

Мэр поднял его высоко над головой…

И медленно повернулся, штобы все увидели – смотрите, што сейчас произойдет…

Штобы все увидели нож…

У меня в животе все упало, и на мгновение я подумал…

Но нет, нож был не мой…

Точно не…

И тут кто-то крикнул через площадь:

– Убийца!

Один-единственный голос взлетел над всеобщей тишиной.

Женский голос.

Сердце подпрыгнуло…

Но нет, это просто не могла быть она…

Но кто-то же крикнул. Наконец-то кто-то крикнул.

Мэр Прентисс спокойно прошествовал к микрофону.

– К вам обращается ваш завоеватель, – сообщил он почти вежливо, как если бы кричавшая просто не понимала и нуждалась в разъяснениях. – Ваши вожди неизбежно должны быть казнены – так победители всегда поступают с побежденными.

И повернулся к коленопреклоненному мэру Леджеру. Тот пытался сохранять лицо, но вся площадь слышала, как отчаянно он не хочет умирать, как по-детски звучат его желания, как громко его вернувшийся Шум плещет по всей площади.

– И сейчас вы узнаете, – вновь повернулся к ним мэр Прентисс, – что за человек ваш президент. И чего он от вас потребует.

И тишина. Снова тишина. Только скулеж мэра Леджера.

Мэр Прентисс шагнул к нему; блеснул нож. Новый ропот потек по толпе, до которой, наконец, дошло, што им сейчас покажут. Мэр Прентисс шагнул за спину поверженного врага, снова поднял нож на всеобщее обозрение. Он стоял, смотрел, как толпа смотрит на него, видел их лица, их взгляды… как они слушают безуспешные потуги бывшего мэра сдержать воющий в ужасе Шум.

– УЗРИТЕ, – прокричал мэр Прентисс, – СВОЕ БУДУЩЕЕ!

Повернул лезвие на удар, словно само оружие говорило «узрите…».

Ропот поднялся волной…

Рука напружилась…

Голос, женский, тот же самый, возможно, один, воскликнул:

– Нет!

И тут я понял, в точности понял, што сейчас будет.

В той комнате, в кресле, в круге цветного света он победил меня, довел до самой границы смерти, заставил понять, што она сейчас случится…