Ювелирная работа - Андрей Шляхов

– Там бабушка пришла, – возбужденно тараторила она, – принесла продавать старинные серьги с бриллиантами. Красота невероятная, я давно о чем-то таком мечтала! В скупку она идти боится, там обманывают, вот и пришла к нам. Просит всего двадцать пять тысяч, это едва ли четверть настоящей цены, ей деньги срочно нужны, чтобы сестру похоронить. А у меня как раз день рождения через неделю, мне муж с родителями эти серьги в складчину оплатят, как подарок, так что я деньги быстро верну, не сомневайтесь (тогда они между собой даже с глазу на глаз еще были на «вы»). Я почти всю сумму собрала, только трех с половиной тысяч не хватает. Одолжите, а?

– Одолжу, – ответил Алекс. – Без проблем. Только хотелось бы сначала взглянуть на серьги.

– Я договорилась, что она мне их продаст! – заволновалась Татьяна. – Если я деньги быстро найду…

– Да не буду я их покупать, – усмехнулся Алекс. – Мне серьги дарить некому. Только посмотрю, любопытно.

– Тогда пойдемте, она у входа стоит, ее охранник дальше не пускает. Сегодня же Вовка-омоновец дежурит, он вредный.

Старушка оказалась маленькой, худенькой и благостной. Одета во все черное, сумочку крепко держит обеими руками, глаза печальные-печальные. Алекс еще издалека раскусил в ней аферистку-голдошницу, впаривающую фальшак доверчивым лохам. Но, надо отдать ей должное, антураж был организован качественно. Серьги лежали в старинном бархатном футляре с остатками золотого вензеля на истертой до блеска крышке. Золото потемнело, камни потускнели, сразу видно, что серьги давным-давно не надевали…

– Правда же прелесть? ! – тараторила Татьяна. – А работа какая! Кто, вы говорили, их изготовил?

– Овчинников, – тихо и с достоинством ответила старушка. – Был такой придворный ювелир, его фирма имела магазины на Кузнецком мосту и на Ильинке. В том, что на Ильинке мой дед их и купил для моей бабки на двадцатую годовщину их бракосочетания.

– Ох, как я люблю вещи с историей! – Татьяна восхищенно закатила глаза. – Класс!

– Никакая это не старинная работа, – сказал Алекс, глядя прямо в бесстыжие глаза аферистки. – Всего лишь имитация, причем – небрежная. Камни в старину крепили иначе, и огранка была другой. Золотом тут и не пахнет, это латунь, а брюлики стеклянные. Красная цена этим бирюлькам – пятьсот рублей, вместе с футляром и историей.

– Да что вы говорите! – ахнула Татьяна. – Не может быть!

Со старушки моментально слетело все благолепие. Грязно выругавшись, она сунула коробочку с серьгами в сумку и выскочила во двор с проворством, которого никак нельзя было от нее ожидать.

– Бабка тоже фальшивая, – констатировал охранник. – Ей не больше сорока? , больно уж резвая. Она мне сразу не понравилась…

– Тебе вообще никто никогда не нравится! – огрызнулась Татьяна и обернувшись к Алексу спросила: – Доктор, откуда у вас такие познания? Неужели в иркутском меде читают курс ювелирного дела?

– Если бы этот курс читали в универе, то я бы давно все забыл, – пошутил Алекс. – Но мой старший брат был ювелиром и успел кое-чему меня научить…

Татьяна и охранник придали лицам скорбное выражение. О трагической гибели родителей и брата Алекс рассказал только заведующему подстанцией, но знали об этом все, вплоть до сестры-хозяйки Арины Артуровны, которая называла Алекса «сиротинушкой» и угощала пирожками собственной выпечки. Пирожки у Арины Артуровны были хорошие, почти как у мамы.

Ясное дело, что после этого у Алекса установились самые лучшие отношения с Татьяной (ничего лишнего, только сотрудничество и взаимовыручка), а его акции на подстанции существенно поднялись в цене. Да, доктор молодой, опыта маловато, но зато дока в ювелирном деле. На протяжении двух недель подстанционные дамы приносили Алексу для оценки свои драгоценности. Увидев, что из кулона старшего фельдшера Альбины Ивановны вот-вот выпадет полуторакаратный изумруд, Алекс сказал, что изделие нуждается в починке и вызвался помочь, благо весь свой ювелирный инструмент вместе с реактивами он привез из Братска в Москву. В Москве никто не мог удивиться тому, что младший сын Савелия шарит в ювелирке, а иногда было так приятно тряхнуть стариной и что-нибудь отполировать-починить. В качестве постоянной работы ювелирное дело привлекало Алекса мало, а вот как хобби оно оказалось вполне ничего. Опять же, приятно было делать что-то на высоком профессиональном уровне. Чисто для самоуважения.

За три месяца работы на «скорой» Алекс невероятно прогрессировал в профессиональном плане. Во-первых, медицина перестала быть для него чужой (в Братске добиться этого не удалось). Во-вторых, он обрел уверенность в своих силах и перестал терзаться мыслями относительно того, правильно ли он поступил, превратившись в Санька. Правильно! Правильно! Это же совершенно другая жизнь и совершенно другие возможности!

Из Ретуева нередко приходилось госпитализировать пациентов в московские стационары. У кого-то – «добровольная», то есть платная страховка, кто-то прикреплен к ведомственной больнице, а для кого-то в областных стационарах не нашлось места… Оказавшись в столичной конторе, Алекс старался заводить знакомства, хотя бы и на уровне приемного отделения. Для этого всегда имел при себе пачку «Парламента» и несколько шоколадок. Если угостишь человека сигареткой или шоколадкой, то он к тебе сразу потянется… На подстанции Алекс объяснял наличие у него сигарет тем, что хоть он и бросил курить, но запах хорошего табака доставляет ему удовольствие, поэтому он и носит при себе распечатанную пачку. Примечательно, что никто из подстанционных курильщиков никогда не пытался «стрельнуть» у Алекса сигаретку. Человек же не курит, у него особые обстоятельства. И вообще, народ на ретуевской подстанции скорой помощи был гораздо деликатнее и проще, чем в первой больнице города Братска. Вот кто бы мог подумать? Никакой фальши в поведении, никакого притворства, никакого стукачества и все друг за друга горой, вне зависимости от межличностных отношений. Доктор Иванов может ненавидеть доктора Петрова, но на вызове он о нем никогда ни одного плохого слова не скажет. В первой больнице города Братска все было иначе – каждый врач, общаясь с пациентами, всячески старался принизить своих коллег и возвысить себя, гениального до невозможности.

– А что ты хочешь? – удивилась Татьяна, когда Алекс поделился с ней этим своим открытием (к тому времени они уже перешли на «ты»). – Мы же на передовой, поэтому у нас все по-другому. Без взаимовыручки и взаимного доверия нам никак нельзя. Меня подруга звала в поликлинику, старшей медсестрой, сама она там главной недавно стала. Ночной работы нет, никуда не выезжаешь, а сидишь в кабинете, при этом денег почти вдвое больше, чем у меня здесь, потому что премии у старших сестер постоянные и весьма нехилые. Но я отказалась. И почему? Потому что я дура, которая счастья своего не видит? Или потому что мне звание фельдшера дороже всего на свете? Нет, просто у нас здесь здоровая атмосфера, а там – гнилая. Все друг друга подсиживают, все друг другу завидуют, все друг на друга начальству доносят. Даже думать об этом противно, не то, чтобы в этом котле вариться. Тьфу!