Бирюк - Галина Чередий

Правое запястье выскользнуло из намокшей веревки. Вдруг. Неосознанно, на одних инстинктах я взмахнула освобожденными руками, мысленно вопя от дикой боли в плечах. Рванулась к воздуху. И колотила конечностями из последних сил, пока в тело не уперлись камни на отмели. Ползла. Наверное. Дальше… все очень смутно. Меня нашли. Догнали. Это конец. Хотя в любом случае конец: не прикончат, так замерзну. И как-то уже плевать. Больше не могу.

Но оказалось, что могу.

Одни стоп-кадры. Удар между лопаток. На щеку и плечи брызнуло горячим. Тяжесть сверху навалилась неподъемная. Не могу дышать. Исчезла. Передо мной рожа нового мучителя. Глаза бешеные, глубоко посаженные. Горят по-волчьи. Страшно. Зажал рот. Скрутил. Шипел в ухо что-то. Сначала не понимала ни слова. Потом. Вспышками. Свои. Свои. Валим. Валим? Мы? Я на его широченных плечах. Дико холодно. Везде, кроме тех мест, где мы соприкасались. Опять на земле. Бросил. Нет. Вернется. Обещал. Рванул мою одежду. Нет, только не снова! Не надо! Унял, содрал все. Я голая перед ним, но не стыдно. Плевать. Хотя глаза эти звериные шарят, будто куски от меня отхватывают уже. Одел в сухое. Душат слезы. Это так похоже на… счастье? Извращенное, неправильное, но счастье, что не бросил. Не тронул. Спас. Не радость, нет. Радость – это что-то сейчас из другого пространства. Здесь ее быть не может. Именно темное счастье. Такое же темное, как подобие удовлетворения от противно стягивающей мою кожу высыхающей крови мучителя.

Мой нежданный спаситель зол – бандюки добрались до его машины. Он собирался опять уйти. Я запаниковала и стала цепляться за него. Он шепотом прикрикнул на меня, пообещал вернуться. И я поверила. Сразу. Говорил что-то про дорогу. Едва уловила. Велел ждать. Это запомнила твердо. Села у дерева, делала как он велел. Напрягала все мышцы, даже зубы сжимала, считала до десяти. Расслаблялась. Не понимала зачем, но делала. Он велел. Сначала ничего, кроме боли, не чувствовала. Наверное, это нужно, чтобы и правда не отключиться.

Со стороны пожарища послышались крики. Сердце замолотило. Выстрелы. Мозг прострелило импульсом бежать отсюда сломя голову, но нет. Напрячь все мышцы, считать до десяти, расслабиться. По нервам – страх ледяными искрами, но при этом по всему телу – подобие тепла. Оно уже не так скованно. Снова выстрел. Крик. Жуткий очень. Хрип. Тихо. И внезапно – бабах! Вспышка осветила лес, доконав меня, и, подорвавшись с места, я рванула. Попыталась. Жесткий захват поперек талии. Земля исчезла. Мои ноги замолотили в воздухе. Забилась в бесполезном усилии вырваться, вопя во все горло.

– Тихо! – рыкнул знакомый хриплый голос у самого уха, и во мне как тумблер сработал. Повисла тряпкой в его захвате. – Я тебе сказал сидеть. Куда собралась?

Он не спрашивал даже. Перехватил мое безвольное тело поудобнее, разворачивая к себе, и опять понес. А я уткнулась лицом в его голую грудь. Сильно так, что даже в носу хрустнуло, и обхватила руками. Сжимала их, сжимала. Будто судорогой свело.

Неожиданно мой спаситель остановился и стал меня от себя отцеплять. Нет, только не еще раз! Я не могу больше без него остаться! Борясь с ним, цеплялась еще сильнее. Вжималась губами в его кожу где попало. Не целовала. Прилипала, удерживая контакт еще и так.

– Да что же ты творишь-то! – рыкнул он, опуская меня на что-то и наваливаясь сверху. Давая шанс теперь еще и обвить его ногами. Огромного, твердого, нужного до истерики.

Глава 6

В абсолютно пустой башне грохотало набатом одно: «Я *бнутый извращенец, п*здец-п*здец-п*здец! » Грохотало громко, отчетливо, никакой, бл*дь, двусмысленности.

Но это никак не помогало. Оно гремело где-то там, рядом с нормальностью, куда мне сейчас была только одна дорога – через содрогающееся от моих бешеных толчков женское тело подо мной. А чтобы добраться туда, нужно кончить. Край нужно. Дышать не нужно, а кончить – да. Поперло внезапно, еще когда схватил ее, ломанувшуюся в панике от взрыва, и прижал к себе. И тут же как разрядом *бнуло от яиц и до мозгов, прошило так, что аж мотнуло, как вдатого, – с места и в говнище, как от выстрела в черепушку.

На адреналине всякая херня с людьми происходит, знаю, помню – чего только не повидал в Чечне, но справиться с собой это ни хера не помогало. У меня встал от тисканья женщины, чьего имени даже не знаю. Паникующей, трясущейся совсем не от возбуждения. От страха. Не передо мной. Но это разве что-то меняет? Да только пох*й. Я только что захерачил двух ушлепков: одного залпом с обоих стволов в грудь, второго удушил, повалив мордой в снег. Думал, больше такого никогда… Да срать на это сейчас! Мы посреди долбаного леса, на морозе. Машина полыхает. Черт знает, как выбираться из всего. Она избита, напугана, может, даже прошла через насилие… да только этому гаду внизу плевать. Тварь такая! Сколько времени головы не подымал, разве что спросонья, а теперь… И дело ведь не только в нем. Не только.

У меня аж челюсти свело от похоти. Лютой. Вгрызшейся в меня с той же свирепостью, с которой я только что убивал. Такое насмерть. Непобедимо. А все из-за нее. Девчонки этой. Впаивалась в меня вся, будто оторви – и смерть ей. Но надо бороться. Надо.

Развернул девчонку так, чтобы, сука, стояком ей спину не подпирать, да только она с этим у*бком озабоченным как сговорилась. Обвилась по новой, прижалась вся, будто нужнее меня никого и в мире нет. Мне этим так вставило, что штормить прям начало. Попер чуть не бегом до бани, скрипя зубами. Я нормальный мужик, нормальный, а помирать от желания трахнуть женщину в таком состоянии ни хрена не нормально. Это пиздец как у*бищно. Скотство. Мразью последней быть надо.

Пинком дверь открыл, влетел в темноту, отцепить ее попытался, оторвать от себя. Пару вдохов без прикосновений – и попустит. Должно.

Да только без шансов. Моя спасенная вскрикнула тонко, отчаянно и цепляться стала вообще неистово. Я ее на лавку спихивал, а она карабкалась на меня, ногтями царапала, впиваясь, ногами обвивала. И по коже на груди ртом. Открытым, жадно, бездумно, задевая зубами, будто пила, давясь, или еще и так удержать хотела. Не удержала. Не мог я больше держаться. В мозгу взорвалось, заполыхало, по мышцам током шарахнуло, колени подрубило, роняя на нее. А она как и ждала этого. Выгнулась, извиваясь, принимая, как будто водой, тоской голодной была. Пятки в поясницу вогнала, в плечо укусила. Я рыкнул, сатанея совсем, сгреб волосы на ее затылке пятерней, вынуждая отпустить. Пока отпустить. Потом пусть хоть загрызет. Подорвался под ее жалобный всхлип. Схватил за брючины, легко вытряхнув ее из своих штанов. Рывком задрал ей свитер. Так же резко сдернул с задницы нательное вместе с трусами. Член по животу что та дубина резиновая шлепнул. Навалился обратно, уткнулся мордой в изгиб ее шеи, присосался, наверняка оставляя след, и рванулся в нее. Туго. Горячо. Сухо. Больно. И мне, и ей. Ну остановись же ты, дебил. Не хочет ведь, не хочет. Она не хочет, а я, бл*дь уже не могу. Я весь, каждым нервом и мыслью, там, в этом пробивающем себе путь в ее не готовую плоть стволе. Я даже чуть сдать назад не могу. И она не может, потому что держит, ногти в плечи вгоняет, открывается шире, сама насаживается. Трясясь и скрипя зубами, качнулся раз. И еще. И моя спасенная-жертва потекла. Моментально, щедро, аж захлюпало. Я чуть сразу и не обкончался. По головке как маслом, шелком, жаром, жадным захватом разом. По нервам – чистым кайфом ее стонами. По мозгам мне осознанием, что вот так, остро, жгуче, по-живому, ох*енно, не было… не было никогда. Не помню уже.