Развод - Гельмут Фигдор

Период полового созревания – тот самый возраст, в котором обычно проявляется такая односторонность. Например, если я слышу от матери жалобы на то, что ее тринадцати- или четырнадцатилетняя дочь или сын того же возраста ничего не учит в школе, не выполняет домашние задания, испытывает проблемы с дисциплиной, не приемлет никаких ограничений, шатается по улицам со своими (в основном старшими) друзьями, не возвращается вечером домой, то моим первым выводом будет, как и в случае с четырехлетним Рики, что у подростка, скорее всего, нет отца – реального или в качестве активной и доступной части его жизни. И, как и в случае с Рики, здесь я тоже в основном оказываюсь прав, но «процент попаданий» еще выше: это почти всегда правда! Почему? Думаю, что после всего вышесказанного дать ответ не будет слишком сложной задачей: школа и успеваемость воспринимаются этими подростками как часть материнских требований, что вызывает регрессивное сопротивление против матери, которая в подсознании подростка «обязана давать, а не требовать», против учителей, школы, да и всего мира взрослых; одновременно с этим идет поиск удовлетворения прогрессивных потребностей – уметь что-то делать, быть независимым, получать социальное и сексуальное признание – исключительно за пределами и назло (материнской) системе семьи (школы). Но не только это: постоянные конфликты с матерью при известных условиях могут означать, что подросток также теряет «часть своей матери», а именно – то, все еще важное, место, где можно почувствовать себя дома, балуемым и защищенным. Однако если он бессознательно ищет потерянную мать в ровесниках или старших друзьях, то находится в большой опасности, потому что зависит от внимания группы. Тогда может случиться так, что его разум или совесть умолкнут, только чтобы не дать ему стать изгоем. И тогда такие подростки оказываются крайне подвержены попаданию в криминальные или антисоциальные группы, в круг влияния торговцев наркотиками, в капкан сомнительных групп по интересам или сект.

1. 7. Разве у призыва к продолжению отношений с отцом и матерью нет границ (пренебрежение, злоупотребление, насилие, психические заболевания и т. д. )?

Настала пора не только призвать вас проникнуться чувствами и мыслями детей, но и вернуться к вопросу о том, какие чувства и мысли могли вызвать в вас мои слова. В начале своей лекции я предложил вам заменить, возможно, возникший вопрос «Правильно ли я поступал? », а точнее – «Что я делал не так? » вопросом «Что сто? ит сделать или изменить в будущем? ». Если бы я сейчас представил, что не стою сейчас перед вами, а как слушательница или заин тересованная мать следую своему же призыву развивать интенсивные отношения между отцом и ребенком, у меня сразу появилось бы три возражения, а скорее – три скептических, критических вопроса:

1. Не теряет ли смысл призыв к продолжительным и как можно более интенсивным отношениям отца и ребенка, если доказано, что отец оказывает на него опасное или дурное влияние – например, склонен к насилию, в том числе нарушению сексуальных границ, имеет недостатки характера, отличный от матери стиль воспитания (разрывающий ребенка на части и выбивающий из колеи)?

2. Что делать матери, если отец не помогает, т. е. кажется незаинтересованным в таких интенсивных отношениях или вообще исчез из жизни детей? Оба вопроса сводятся к третьему вопросу:

3. Все, что здесь говорилось о значимости отца для психического развития ребенка, вполне может оказаться правдой. Но обязательно ли биологическому отцу брать на себя эту функцию? Разве не могут близкие ребенку мужчины, например дедушки или отчимы, выполнить ту же функцию, что и отец в полной нуклеарной семье? Разве это не было бы лучшим решением во многих случаях?

И наоборот, если бы я вообразил себя одним из присутствующих здесь, на удивление многочисленных, отцов, то мне на ум вполне могли бы прийти следующие вопросы:

4. Я с удовольствием был бы таким отцом, но мне мешает мать. Мне следует отступиться или продолжить борьбу за свое право видеть ребенка и за право ребенка иметь отца?

5. И наконец: что делать, если я полностью потерял контакт со своим ребенком? Могу ли я успеть еще что-то для него сделать?

На самом деле я намеревался уделить больше времени обсуждению этих вопросов. Однако я почти исчерпал его и вынужден довольствоваться несколькими советами [17 - Подробное рассмотрение этих вопросов см. в главе 12. ].

Можно ли заменить биологического отца?

Ответ звучит так: и да, и нет! Близкие мужчины вроде дедушек вполне подходят в качестве объектов любви и для идентификации с мужским полом. Однако если дедушка не живет вместе с ребенком, он вряд ли сможет служить объектом триангуляции в первые три года жизни ребенка, потому что для этого ребенку необходимо регулярное одновременное присутствие двух взрослых. Впрочем, эту функцию может выполнять отчим, с которым у ребенка сложились крепкие, хорошие отношения. Тем не менее ни дедушка, ни отчим не смогут отменить разочарование и боль разлуки, переживаемые ребенком в отношениях с отцом. А это касается всей области сексуального и нарциссического чувства идентичности. Возможно, функции можно заменить. Но ни мы, взрослые, ни дети не можем просто сменить объекты любви.

Но разве такая замена не является необходимой, если как мать я абсолютно не хочу, чтобы мой сын идентифицировал себя с тем, что он видит в отце; я совершенно не хочу, чтобы моя дочь ощущала себя любимой «таким мужчиной» и отражалась в нем, когда эти отношения, возможно, даже опасны для нее? Если дело обстоит так, это плохо для вас как матери и, возможно, для ребенка. Однако надеяться, что влияние отца прекратится с окончанием реальных отношений, было бы большим психологическим заблуждением. Все будет совсем наоборот: если я, будучи ребенком, не могу больше иметь никакого реального опыта общения с отцом, то мое нынешнее представление о нем, а с ним и та часть моего представления о себе, что связана с отцом (через его функцию «зеркала»), останется со мной на бессознательном уровне на протяжении всей жизни. И тогда я вечно буду носить внутри себя бремя:

- наличия никчемного отца, плохого или презренного человека, за которого должно быть стыдно, и т. д. Но что еще хуже: возможно, я унаследовал его качества и являюсь таким же никчемным, как он, и тогда мать меня бросит. Каждая ссора с матерью, любая критика сознательно или бессознательно активирует эту фантазию;

- наличия отца, издевавшегося надо мной, своим ребенком, который ему безгранично доверял; или бросившего меня, когда я не сомневался в его любви, и т. д.;