Звезды – холодные игрушки - Сергей Лукьяненко

– Наш лайнер заходит на посадку в аэропорту Шереметьево-1. Просим пристегнуть ремни, погасить сигареты и приготовиться к посадке…

В Москве только начинало темнеть. «Боинг» приземлился, подкатил к терминалу. Мои соседи торопливо собирались, упаковывая свои тела в дорогостоящих костюмах в не менее дорогие плащи и куртки. Пожилая дама одарила меня загадочным взглядом, заспанный сосед покрутил головой и уставился с таким видом, словно не понимал, как я оказался его соседом.

– Петр… – Из кабины прошел командир корабля. – Мне сообщили, там тебя ждут репортеры… Ты как?

Видимо, на моем лице все отразилось.

– Пойдем.

Вместе с командиром и одной из стюардесс я вышел из самолета. Мы пошли по полю к служебному входу. Воздух был влажный и тяжелый, как перед дождем.

– Ты куда сейчас? – поинтересовался командир.

– Домой.

– В Звездный?

– Нет, просто домой. К деду, в Переделкино.

– Тебя здесь встречают?

– Только журналисты.

– Ну… ладно. Бывай. Полетишь еще как-нибудь с нами – заглядывай в кабину.

Я кивнул летчику и пожал ему руку.

– Может, и я когда-нибудь… – Командир смущенно улыбнулся. – Я подал заявление о зачислении в космическую группу.

– Так ведь только военных летчиков принимают, – неуверенно сообщил я.

– Да нет уже. Неделю назад объявили общий прием.

Интересные дела…

– Как там, на звездах? – спросил летчик. Совершенно серьезно, без всякой иронии.

Я посмотрел на здания аэропорта, на снующие автобусы, россыпи посадочных огней.

– Да так же, в общем…

Мы вошли в здание.

Хорошо вернуться домой. Даже тоска по джамп-эйфории отпускает. Я вышел через служебную дверь, огляделся и двинулся через здание аэровокзала. Сновали люди, улетающие и прибывшие в бывшую столицу России, сверкали витрины. Никому здесь не было дела до космонавта, еще сутки назад болтавшегося в межзвездной пустоте.

И это было здорово.

Я собирался взять такси, но уже на выходе услышал крик:

– Петр! Хрумов!

Меня догонял командир «Боинга».

– Блин… – Он остановился, отдуваясь. – Черт… Еле догнал.

– Что случилось?

– Тебя машина ждет. С меня бы голову сняли.

– А что такое?

Летчик только махнул досадливо рукой. Мы вышли из аэровокзала, осыпаемые вкрадчивыми голосами:

– Недорого… Куда ехать, ребята? .. До центра подбросить? ..

Геннадий оскалился на таксистов и пояснил:

– Вчера ограбили кого-то из наших. Тоже… сел в случайную машину. Избили и обобрали. По фирме вышел приказ – из аэропортов доставлять на служебном транспорте.

– Кого избили?

– Не знаю. Тебе, наверное, скажут.

Мы прошли на служебную стоянку. Геннадий покрутил головой.

– Вон… Серая «вольво». Черт, если б я тебя не догнал…

Я частенько пользовался транспортом фирмы. Но раньше не запрещалось добираться и своим ходом.

Как-то не умещалось в голове, что могут ограбить и избить космонавта. Одного из тех, кто зарабатывает всей Земле место в Галактике.

– Счастливо, Петр… – Летчик пожал мне руку. – Хороший ты парень…

– Только? – спросил я.

– Что? – Геннадий растерялся.

– Хороший ты парень, только…

Летчик кивнул:

– Да, наверное. Хороший, только слишком правильный. И серьезный. Счастливо тебе.

Я сел на заднее сиденье. Рядом с шофером бдил мрачный охранник из отряда безопасности «Трансаэро».

– Хрумов? – уточнил водитель.

– Да. Вы меня ждете?

– Второй час уже. Рейс задержался. Куда ехать?

– В Переделкино.

Водитель кивнул:

– Ага. Я тебя как-то возил, помнишь?

На всякий случай я кивнул.

– Жулье совсем распоясалось… – сказал водитель. Машина выскользнула со стоянки и рванула по шоссе. – Теперь всех наших возим.

С минуту я слушал его мнение о частном извозе, разгуле преступности, очередных обещаниях мэра Полянкина покончить с оной, а потом незаметно задремал.

Когда мы подъехали к прославленному дачному району, уже совсем стемнело. Водитель разбудил меня, и я показал охране у въезда свой пропуск. Наступал вечер, второй вечер подряд, но, поскольку я спал, ощущение возникало такое, словно светлое время суток сократилось до пары часов.

– Сейчас направо, – командовал я. – У дачи Пастернака заверните…

– Это какая?

– Вон та…

Водитель мастерски завернул, потом спросил:

– Пастернак – тоже наш, с фирмы, да?

Я поперхнулся и не нашел, что ответить.

– Нет, тот вроде Патерный… – размышлял водитель. – А! Это писатель такой, да?

– Да, – беспомощно признал я. – Писатель. Поэт. Знаменитый…

Довольный своей образованностью водитель начал тихонько насвистывать. Каменный затылок охранника дрогнул, и он неожиданно мягким голосом произнес:

– Быть знаменитым – некрасиво…

Странная штука – такие вот случайные встречи. Машина остановилась у дедовой дачи, я вышел, стараясь заглянуть в лицо охранника. Но так и не смог – в салоне было темно.

– Спасибо, ребята, – сказал я. «Вольво» с легким гулом умчалась.

Я остался наедине с домом.

Нет, сказать, что я деда боюсь, – это неправда. Даже ребенком я его не боялся. Побаиваются обычно отца, это и правильно для мальчишек. Вот только мне так и не удалось узнать, что такое ласковая мама и строгий папа.

Разбились мои родители. Мне два года тогда было. Разбились на самолете, на мерзкой «тушке» – «Ту-154», самолете, который следовало снять с полетов еще в девяностых годах прошлого века. Дед меня и воспитывал… если это можно назвать воспитанием.

Я помялся перед калиткой. Она была не закрыта – весь район Переделкино и так надежно охранялся.

Нет, держать ответ придется.

Толкнув калитку, я вошел в сад. Окна дачи светили сквозь деревья, неярко – на первом этаже, в прихожей, и посильнее – на втором, в кабинете деда.

Уже у самой дачи из-за деревьев вынырнула безмолвная черная тень и метнулась ко мне. Я остановился, позволяя Тирану обнюхать себя. Спросил:

– Ну? Не признал?

Кавказская овчарка – пес серьезный. Тиран секунд пять изучал мои брюки, потом улегся на дорожке. Внимания требовал, паршивец. Уж не знаю почему, но меня в качестве хозяина он так и не научился воспринимать за все четыре года своей собачьей жизни. Скорее я годился ему в партнеры по играм, а изредка – в инструмент для чесания брюха. Во всяком случае, сейчас в собачьем взгляде читалось именно это.