Близится утро - Сергей Лукьяненко

– Понимаю… – сказал Юлий. Посмотрел куда-то в сторону, вздохнул. – Назови свое имя.

– Ильмар.

– Ты вор? – так же сонно, скучно спросил Пасынок Божий. Он слегка картавил, как человек, долго пытавшийся от косноязычия отучиться, но так до конца и не преуспевший.

– Да… ваше святейшество.

– На Печальных Островах ты помог бежать с каторги мальчику по имени Маркус?

– Да… ваше святейшество.

– Ты знал тогда, что Маркус – младший принц Дома?

– Нет.

Пасынок Божий опустил веки и будто вообще задремал. Я потихоньку оглянулся. Да быть того не может, чтобы меня, каторжника и душегуба, оставили наедине с самим Юлием!

Но никого, кроме нас, в странной этой комнате не было. И никаких амбразур, сквозь которые меня на прицеле держат, я тоже не увидел. Может, смотрел плохо?

– Почему ты его спас? – пробормотал Юлий. – А? Почему…

Вроде бы он и вопроса не задал, так, в воздух произнес. Но я ответил:

– Он мне помог бежать.

– Помог, а дальше? – Тощие плечи под белой мантией вздрогнули. – Зачем потом спасал, правды не зная?

– Сестра-Покровительница завещала товарищей не бросать…

– Чтишь Сестру… Это хорошо. – Брат Юлий посмотрел на меня: – А Искупителя – чтишь?

– Чту.

– Верю, – легко согласился Юлий. – Поглядеть, так ты достойный сын Церкви. Как же дошел до жизни такой?

– Какой? – тупо спросил я.

Пасынок Божий помолчал. Потом спросил, с ноткой интереса:

– Знаешь, где мы с тобой беседуем?

Я замотал головой.

– Это часовня, в которой короновали Искупителя на римский престол. Вокруг нее весь Урбис строился. Это – сердце веры, Ильмар. Эта комната невзрачная, для беглого взгляда убогая, – основа Державы. Она, а не великие монастыри, пышные храмы, огромные соборы.

Меня дрожь пробила. Вот чего не ждал… А Пасынок Божий продолжал:

– Немногие удостоены чести сюда войти. Еще меньше тех, кто на эти скамьи садился. На одной из них сидел сам Искупитель… вот только на какой – неведомо. Даже мне.

Он снова на меня посмотрел. Странная у него манера, глянул – будто коснулся… и тут же взгляд отдернул.

– За что мне такая честь? – спросил я.

– Скажи правду, вор Ильмар, – моего нахального вопроса Пасынок Божий будто и не заметил. Не заметил, но ответ дал… – Здесь, в сердце веры, в символе Урбиса, ты не посмеешь сказать неправды. Ответь… – Снова быстрый взгляд – только теперь Пасынок Божий глаз не отвел, впился в меня взглядом, и голос его окреп, набрал силу: – Кем ты считаешь Маркуса, бывшего принца Дома?

– Искупителем… – прошептал я.

Пасынок Божий тонко сжал губы. Спросил:

– Почему?

– Он Слово Изначальное узнал… – начал я. – Разве простому человеку оно дастся?

Молчал Юлий, смотрел в пол, опять будто задремав. Но я к такой его манере уже привыкать стал и ждал терпеливо. И дождался:

– Скажи, брат мой во Сестре и Искупителе, Ильмар-вор… А почему же Церковь с таким усердием ищет повсюду невинное дитё, в котором дух Искупителя приют нашел?

Перевел я дыхание, собрался с силами и ответил, как думал:

– Изначальное Слово – власть, ваше святейшество. Ключ ко всем Словам, что были, и есть, и будут. Ко всем богатствам, что в Холоде спрятаны.

– Что же с того?

– Кто Изначальным Словом владеет, тот будет миром править… – пробормотал я. – А это и для мирских владык – соблазн, и… и для Церкви Святой.

– Ильмар-вор… – начал было Юлий, да замолчал в раздумье. Потом голову поднял и будто только меня увидел – спросил: – А расскажи-ка мне, Ильмар, что случилось в городе Неаполе, где встретился вам офицер Стражи Арнольд. Расскажешь?

Пустой вопрос, все я уже сказал, еще на первом допросе… Плоть слаба: как стал мне итальянский искусник «Белую розу, красную розу» показывать, так и рассказал, уже на третьем белом лепестке во всех грехах признался.

– Расскажу, – кивнул я.

Хорошо хоть не с самого начала повелел Пасынок Божий рассказывать. С гиблой каторги на Печальных Островах, откуда мы с Маркусом бежали, планёр похитив и летунью Хелен принудив до материка нас доставить. С города Амстердама, где на меня облаву устроили и где стал я свидетелем проступка Арнольда, офицера Стражи – в горячке схватки собственного напарника убившего. А больше всего не хотелось мне рассказывать, да и просто вспоминать, как святые братья во Сестре и в Искупителе друг друга убивали… и как я одного из них убил…

Ну а Неаполь… что по сравнению со всем этим Неаполь?

Рассказал я Пасынку Божьему, как бежали мы с Миракулюса: младший принц Маркус, я, летунья Хелен и настоятельница Луиза, помогавшая Маркусу на Острове Чудес от Стражи прятаться. Как Маркус своим Словом чудеса творил, как мы от линкора имперского отбились, как в дилижансе рейсовом приехали в Неаполь – прямо в засаду, устроенную Арнольдом.

И как Маркус побоище остановил, одним лишь Словом… Как холод прокатился по улочке, как испуганно ржали лошади, с которых исчезла упряжь. Как стражники, оставшиеся в один миг с голыми руками, дергались, будто тарантеллу танцуя, ощупывали себя, оглядывались, пытаясь понять, кто же их обезоружил.

Тогда Марк забрал в Холод все, что только могло послужить смертоубийству. Забрал, даже не прикасаясь, даже не глядя – одним усилием. Далось ему это непросто, и повязали бы нас стражники, даже без оружия оставшись – если бы не Арнольд.

Что у него тогда в душе творилось? Лишь Сестре с Искупителем ведомо. Мне-то попроще было, на меня долг офицерский не давил, я Дому не присягал… Только Арнольд выбор сделал. И вывел нас из засады, собственных солдат раскидывая, будто кукол тряпичных, одной рукой дорогу прокладывая, другой беспамятного Маркуса к груди прижимая.

– Уверовал, значит, офицер Арнольд… – сказал Пасынок Божий. Вроде как с иронией сказал, но голос-то серьезным остался. – Писание вспомнил…

– Как же его тут не вспомнить? – отважился я на вопрос. – Ведь сам Искупитель, когда солдаты римские его с Сестрой убить хотели, то же самое сотворил!