Фандом 2.0 - Анна Дэй

– Пожалуйста, ты постарайся нас понять, – говорит он.

– Вы не можете убить его сейчас. – Уже не говорю, а хриплю я. – Только не теперь. Вы не понимаете… да я и сама не очень-то понимаю, но обязательно докопаюсь… У Нейта на запястье есть знак, я пока не знаю, что это значит, но мне кажется, что они связаны. – Едва ворочая пересохшим языком, я выплёвываю эти бессвязные слова, и они жгут мне губы.

– О чём ты? – переспрашивает папа.

– Мне кажется, я могу вернуть Нейта, – отвечаю я.

– Перестань, – просит мама, – не надо, дочка, хватит.

Она начинает плакать. Не прозрачными нежными слезами, как плачут актрисы в кино, нет. Она громко всхлипывает, трёт глаза, а в груди у неё клокочет, как будто она задыхается, – стеклянный сосуд наконец-то разбился, а осколки встали ей поперёк горла.

– Я даже думать об этом больше не могу, – выдыхает она.

Наверное, я понимаю, о чём она думает, что хочет сказать, – ложные надежды бьют больнее, чем простая и понятная потеря. И хотя меня трясёт от ярости, я задыхаюсь в отчаянии, но я люблю маму, и мне невыносимо видеть, как она мучается. И тогда я обнимаю её, и она приникает ко мне, как будто мы меняемся местами – я мать, а она дочь. Папа вдруг оказывается у меня за спиной, а я и не заметила, когда он успел подняться. Он обнимает нас обеих и кладёт голову мне на затылок. Я чувствую, как он слегка покачивается, быстро и коротко втягивая воздух.

Приведём мысли в порядок: «Рассказывать родителям о “Танце повешенных” нельзя. Не поймут. Ещё и в психушку отправят. И как я тогда помогу Нейту? Надо выиграть время. Думай, Виола, думай». И в тепле родительских объятий, под всхлипы и слёзы мне приходит в голову кое-что стоящее.

– Через несколько дней у Нейта день рождения. Шестнадцать лет. – Мама начинает плакать ещё сильнее и громче, но я упрямо продолжаю: – Давайте отметим этот день, как в прошлый раз. Я испеку его любимый шоколадный торт, мы вместе споём «С днём рождения! »… А потом попрощаемся.

Родители медленно размыкают объятия, и мы снова оказываемся каждый сам по себе. Они многозначительно переглядываются, и я знаю, что они скажут, даже прежде, чем мама, устремив на меня покрасневшие глаза, произносит:

– Договорились.

«Не пройдёт и недели, как мой брат умрёт».

Эта мысль не выходит у меня из головы, но я стараюсь об этом не думать. Пока Нейт лежит на больничной кровати, опутанный гибкими трубками и проводами, пока он дышит, я верю, что его можно спасти. Даже если ради этого придётся пойти на самое страшное – вернуться в то кошмарное, про? клятое место.

Уже почти полночь, но мне не до сна. Всё тело ломит. Я лежу на кровати и тупо пялюсь в трещину на потолке.

«Пора возвращаться в мир “Танца повешенных”. Иначе никак. К чему притворяться? Я всегда знала – так и будет. С того самого мгновения, когда Бабба буквально влезла в мою голову и вернула мне память. Я должна вернуть Нейта домой. Что мне сказала вчера Бабба? “С Нейтом всё в порядке. Пока, по крайней мере”. О каком Нейте она говорила? О спящем Нейте, моём брате, или о Нейте, который живёт в её вселенной? А что, если они на самом деле – одно целое? Отметина на его запястье именно об этом и говорит.

Отметина. Знак. Не нравится он мне. Мы с Элис ничего не писали о татуировках или рисунках на коже в продолжении к “Танцу повешенных”. Однако та, другая, вселенная приукрашивает историю, добавляет подробностей, не стесняется слегка отклониться от канона. И ещё Бабба сказала: “Скоро что-то произойдёт, я чувствую. Ветер переменился, и с этим ничего не поделаешь”. Неужели там творится что-то плохое? »

Трещина на потолке расплывается, дрожит, рядом с ней появляется другая точно такая же – передо мной как будто размытые рельсы. Я моргаю, и вторая трещина исчезает.

«Что ужасного может там произойти? “Песнь повешенных” окончилась с надеждой на хороший конец, порочный круг разомкнулся. Бабба так и сказала. Быть может, кто-то в нашем мире сел за третью книгу? Тимоти ведь не зря упомянул о других писателях…»

Я раздражённо перекатываюсь на бок и упираюсь взглядом в чашку остывшего чая, которую давным-давно принесла мама.

«Нужно каким-то чудом попасть в мир “Танца повешенных”. В прошлый раз это случилось на “Комик-Коне” – задрожал свет, обрушился потолок, и мы оказались в другой вселенной. Правда, потом нас уверяли, что ничего подобного не было, просто дрогнула земля, и мы четверо без видимой причины рухнули на пол. Скажем иначе – нам показалось, что обрушился потолок. Президент Стоунбек признался, что хотел перенести в книгу Элис с помощью какой-то непонятной технологии гемов, а меня с Кейти и Нейтом прихватил случайно, за компанию. Правда, потом Бабба объяснила, что перенесла меня намеренно, тайком от президента…

Всё просто».

Меня разбирает смех.

Я зажмуриваюсь. В прошлый раз, больше года назад, всё случилось там… на «Комик-Коне». Почему именно там? Вспомнив слова Тимоти, я распахиваю глаза. Наш редактор сказал: «Там фандом сильнее всего». Быть может, действительно сказалось влияние фандома, и сила коллективного сознания перенесла нас в книгу? И молнией сверкает мысль: «Сегодня пятница, а новый “Комик-Кон” завтра».

«Сегодня мы обнаружили у Нейта метку, мои родители решили отключить его от аппарата искусственного дыхания, а завтра “Комик-Кон”! Неужели совпадение? Сомневаюсь. Бабба всегда планировала события с филигранной точностью».

Схватив телефон, я отчаянно набираю сообщение Кейти и Элис. На экране остаются влажные точки от моих вспотевших пальцев. «Так. О решении родителей пока ни слова». Я просто не могу напечатать эти ужасные слова на экране, поэтому пишу так:

Иду завтра на «Комик-Кон».

Кто со мной?

Кейти не задаёт вопросов. И не говорит, что потом психолог вытрясет из неё душу. Она отвечает коротко:

Я пойду. Но никаких костюмов.

Обнимаю.

Элис хочет, чтобы её убедили:

А зачем тебе на «Комик-Кон»?

Какой короткий вопрос. И какой длинный у меня на него ответ. Но я пишу кратко: