Один из нас - Крейг Дилуи

Она представила: вот Джейк принимает ее такой, какая она есть. Они женятся в церкви, с большой церемонией, его папа отправляет службу, Салли – ее подружка, Трой – его шафер. Все счастливы и улыбаются. Потом они покупают себе дом и обустраивают его как полагается. Иметь детей они не могут, поэтому усыновляют замечательных нормальных малюток. Эти малютки растут здоровыми и невредимыми, пока не достигают возраста, в котором сами могут попытаться получить от жизни самое лучшее. Они с Джейком старятся и живут вместе до самой смерти и умирают счастливо, зная, что прожили достойную жизнь.

Порой она почти верила в это сама.

Эми сжала его ладонь:

– Я хочу сказать тебе кое-что важное.

– Что?

– Я тоже тебя люблю, Джейк Кумбс.

Глава двенадцатая

Дом гудел как пчелиный улей. Чумные детишки заканчивали завтракать и вываливали наружу, направляясь к грузовикам. Дэйв Гейнс прохаживался среди уродов, чьей жути хватило бы на целую жизнь кошмарных сновидений, но теперь он едва их замечал. Когда он начинал работать в Доме, то даже предположить не мог, что когда-либо привыкнет к чудикам, однако вот, пожалуйста. Привыкнуть можно почти к чему угодно.

Гейнс двигался настороженно, осознавая, что директор Уиллард смотрит на них сверху из окна на втором этаже. Тонкогубая улыбка, впалые щеки, редкие белые волосы, зачесанные на лысеющий череп. Директор не шевелился, словно кто-то водрузил там наверху чучело; лишь глаза двигались из стороны в сторону, подмечая все. Дети звали его Большим Папой, учителя – просто полковником. Прежде он командовал войсками во Вьетнаме: задавал желтозадым перцу в шестьдесят седьмом, на Центральном плоскогорье.

Чудики передвигались медленнее, чем обычно, уходили писать и торчали там так долго, как только могли, не обращая внимания на надрывавших глотки учителей. Этим утром среди детей царило угрюмое и раздражительное настроение. Они уже прослышали о том, что произошло с Тоби в Дисциплинарной. Полковник отделал его на славу, но перестарался. У старика за плечами были годы практики, чтобы уяснить, насколько далеко он может зайти, делая чудикам больно, прежде чем пациент умрет или получит невосполнимые увечья. В это воскресенье, однако, он не рассчитал своих усилий. Тоби умер у него в кресле.

Придурочный паренек, которого все звали Засада. Лицо в форме топорика, узкая самодовольная ухмылочка и два торчащих по сторонам глаза, перекатывающихся в глазницах. Такая конструкция позволяла ему видеть во всех направлениях, словно какой-нибудь ящерице. Парни говорили, что с такими глазами его невозможно застать врасплох. Как-то раз они попробовали напасть на него из засады, потом стали повторять попытки по крайней мере раз в пару месяцев. Ни одна не увенчалась успехом. Так он получил свое прозвище.

А потом Засада начал проделывать то же самое с ними. Он взял себе в привычку подкарауливать других чудиков, стоя за каким-нибудь углом, и валить с ног сильным ударом. Драки были запрещены в Доме, но Уиллард терпел их до определенных пределов. Однако Засада, раз начав, уже не мог остановиться. У него накопилась куча неоплаченных счетов, по которым он жаждал расплаты. Он стал регулярным нарушителем дисциплины. А регулярных нарушителей заносили в список и отправляли в Дисциплинарную.

Самое странное было то, что его удар поджидал жертву еще до того, как она появлялась из-за поворота. Ты шел себе по своим делам, и вдруг бац! – кулак вылетал тебе в лицо словно бы ниоткуда. Он бил только маленьких, более слабых чудиков. Каким-то образом он знал, кого можно бить. И когда. Как будто мог видеть из-за угла.

Теперь Гейнс никогда не узнает, как он это делал. Сердце Тоби отказало, когда он сидел в дисциплинарном кресле.

Впереди ждала куча бумажной волокиты. Может быть, расследование. Затем, вероятнее всего, мягкий выговор – если какой-нибудь доброхот из Бюро не захочет устроить бучу, чтобы сделать себе имя. Строго говоря, им не позволялось применять к детям силу, за исключением случаев, когда те, цитируя буквально, «представляли непосредственную угрозу жизни или здоровью сотрудника».

По всей видимости, Уиллард уже списал происшествие на несчастный случай. Сломал пареньку шею и занес в отчет, что тот упал с лестницы. Никакого вскрытия все равно не предвидится; тело доставили прямиком в крематорий при морге. Если бы Бюро прислало к ним полевого агента, полковник вызвал бы к себе Гейнса и Боуи вместе, чтобы они могли согласовать свои истории.

Гейнсу было глубоко наплевать на дебильного уродца, но и смерти ему он тоже не желал. Тем не менее он был готов подыграть, если надо будет покрывать директора. Не сделать этого означало самому оказаться под ударом. Потерять работу или, еще хуже, самому оказаться подставленным, быть обвиненным в убийстве и провести остаток своих дней в стенах тюрьмы штата в Рейдсвилле.

Открыв задний борт машины, он принялся загружать в кузов свою ораву.

– Давайте забирайтесь. Не торопитесь, я никуда не спешу.

Он выудил ключи из кармана джинсов, завел грузовик, выпростал одну волосатую руку за окошко. Тем временем к нему неторопливо подошел Боуи.

– С утречком, Рэй! – приветствовал его Гейнс.

Тот оперся ладонями о металлический кожух машины и наклонился к нему.

– Так ты вчера сказался больным, э?

– Угу, – буркнул Гейнс.

– Отчего заболел? Не от той самогонки, которую мы приговорили после того, как чудик откинул копыта?

– Может, и от нее.

– Слушай, не делай так больше. Мне пришлось весь день пасти твоих парней, а у меня своя шобла на руках. Мне не платят надбавку за дополнительную работу. Так что за тобой должок.

– Может человек заболеть?

– Может. Он может вообще устать от такой работы.

– О чем ты? – встревожился Гейнс. – Почему ты это сказал?

Боуи наклонился ближе.

– С одним из наших парней приключился несчастный случай, а на следующий день тебя нет на рабочем месте. Это плохо выглядит. От таких вещей старикан начинает сильно беспокоиться.

– Он тебе что-нибудь сказал?

– Ну ты же знаешь полковника. Он много не говорит, но ты всегда понимаешь, что у него на уме.

– М-м, верно, – признал Гейнс. – Как-то я об этом не подумал.

– Может, ты был слишком занят? Боролся со своей совестью?