Кайнозой - Сергей Лукьяненко

Я вздохнул. Нелепая раскраска формы (которой, конечно же, тоже не было – ну просто случайно оделись «обычные жители» одинаково) вызывала ощущение, что я попал в старую детскую книжку – и спорю сейчас с её вежливыми персонажами.

– Извините, – спросил я. – Ваша фамилия не Свистулькин?

Кваzи выглядел молодо и, возможно, книжку про Незнайку в Солнечном городе не читал.

– Нет, – сказал он. – Фамилия моя Пеночкин, Пётр Пеночкин. А какое это имеет значение?

Я вздохнул. Над вокзалом, как и положено во время прибытия поезда, звучал гимн Санкт-Петербурга:

        Несокрушим – ты смог в года лихие

        Преодолеть все бури и ветра!

        С морской душой,

        Бессмертен, как Россия,

        Плыви, фрегат, под парусом Петра! [1 - Чупров О. «Державный град, Возвышайся над Невою…» – гимн Санкт-Петербурга. ]

Найд подёргал меня за рукав. Я положил руку ему на плечо, бросил:

– Подожди, сейчас… Обычный житель Санкт-Петербурга Пётр Пеночкин, скажите, а если я откажусь пройти с вами?

– Полагаю, нам придётся быть очень убедительными, – сказал Пеночкин. С некоторым даже воодушевлением сказал, с обещанием.

– Со мной ребёнок, – сказал я.

– Ребёнка мы доставим в детский клуб временного содержания, – сообщил Пеночкин. – Не беспокойтесь.

– Папа! – требовательно сказал Найд.

Я достал из внутреннего кармана куртки удостоверение, протянул его Пеночкину. Тот даже смотреть не стал.

– Мы знаем, кто вы, капитан Денис Симонов.

– И это ничего не меняет? – спросил я.

– Усугубляет, – спокойно ответил Пеночкин.

– Отец! – совсем уж резко произнёс Найд.

Я посмотрел на него. Найд мотнул головой, взглядом указывая в сторону.

Повернувшись, я увидел Михаила Бедренца.

Старый кваzи, похоже, стоял рядом уже некоторое время.

Был он, как всегда, в старомодном мятом костюме, в шляпе, при галстуке. Поверх пиджака Бедренец набросил чёрный шерстяной плащ строгого, напоминающего военный, кроя. А может быть, военный, точнее, военно-морской вид плащу придавала бескозырная ленточка, чёрная с золотым якорьком, которую Бедренец скрутил восьмёркой и приколол к лацкану?

– С морской душой, бессмертен… – негромко сказал я.

Бедренец покосился на ленточку. Потом уставился на гражданина Пеночкина. Тот некоторое время стоял спокойно, глядя на Бедренца, потом заёрзал, затоптался, будто ему резко захотелось в туалет.

Бедренец продолжал смотреть на него.

– Я это считаю неправильным, – сказал Пеночкин, опуская глаза.

– Идите, Петя, – мягко сказал Михаил.

Пеночкин и его товарищи молча отошли в сторону.

– Что я пропустил? – спросил я. – Вы теперь телепаты?

– Телепатия антинаучна, – сказал Бедренец строго.

– А живые покойники – очень даже научны, – кивнул я.

Михаил помедлил и протянул мне руку.

Я глубоко вздохнул.

Полгода назад при последней встрече мы стояли с ним у Мкада, у наглухо закрытых ворот на Рублёвку, и собирались друг друга убивать. Ну, точнее он собирался меня убить, а я его – упокоить. Если бы не прибежал Найд…

Я протянул руку и пожал горячую ладонь мёртвого полицейского.

– Не держи зла, – сказал Михаил. Опустил руку в карман, достал и протянул мне свёрнутую восьмёркой чёрную ленту. – Приколи, сегодня весь город их наденет. В память о погибших курсантах.

Я кивнул, понимая наконец-то происхождение ленты на его пиджаке.

– Здравствуй, Саша, – тем временем сказал Михаил, повернувшись к Найду. – Рад тебя видеть. Ты подрос.

– Серьёзно? – удивился я.

– Примерно на полтора сантиметра, – сказал Михаил. Протянул Найду руку, как взрослому.

Тот заложил руки за спину, молча глядя на старика.

– Ты зря на меня сердишься, – сказал Бедренец. – Я всё сделал для твоего же блага.

Найд молчал.

– Нам придётся некоторое время работать вместе с твоим отцом, – рассудительно сказал Михаил. – Мы будем постоянно встречаться. В такой ситуации бойкот малопродуктивен и крайне неудобен для обеих сторон.

Я видел, что сын размышляет.

– Здравствуйте, Михаил, – очень вежливо ответил Найд, пожимая ему руку. – Как существуете?

– Без изменений, – кивнул Бедренец. – Пойдёмте.

И мы двинулись с перрона, сквозь толчею людей и кваzи. В воздухе витал неистребимый вокзальный запах – множества человеческих тел, угля и солярки, самой разнообразной еды. Откуда он берётся, если кваzи не пахнут, на угле и солярке поезда давным-давно не ездят, пищу привозят готовую и запаянную в пластик? Не знаю. Наверное, с девятнадцатого века законсервировался, въелся в вокзальные камни.

– Моё нынешнее положение в правительстве неустойчиво, – тем временем произнёс Бедренец. Он шёл впереди, явно уверенный, что мы не отстанем. – Но я хорошо известен правоохранителям и всё ещё имею достаточно полномочий. А телепатии у нас нет. К сожалению.

– А что случилось с твоим положением? – поинтересовался я. – Ты выполнил миссию в Москве. Тебя на руках должны носить, Михаил.

– Разве ты не в курсе? – удивился Бедренец. – Ты же приехал.

– Меня отправил Маркин. Сказал, что кваzи настаивают на моей командировке в Питер, что есть проблема, по которой мне придётся работать с… с тобой.

– И никаких деталей? – удивился Бедренец. – Я же ему всё подробно написал.

– Он считает, что если я ознакомлюсь с ситуацией на месте, постепенно, то лучше войду в положение дел и добьюсь больших успехов, – неосторожно пояснил я.

– Вот как… – задумчиво сказал Михаил. – Интересная точка зрения…

Мы прошли мимо бюстов Петру I и Ленину, с недавних пор установленных в здании вокзала рядом. Великий русский император и великий русский революционер неприязненно смотрели друг на друга. Ну а что поделать, поставили – терпи.

– Так что случилось? – спросил я.

– Пожалуй, я приму точку зрения твоего начальства и буду вводить тебя в ход дела постепенно, – сказал Михаил. – Сейчас поселитесь, сходим пообедать, потом отведём Александра гулять в парк и поговорим.

– Какой парк? – возмутился Найд. – Я не маленький, меня не надо никуда отводить!