Искатели неба (сборник) - Сергей Лукьяненко

Тихо было на втором этаже. Ни стонов притворных, ни свиста кожаных плеток, ни смешков мерзких. Отдыхали все затейники, к ночи готовились.

Я стукнул легонько в дверь – не хватало еще заряд из пулевика в живот получить, входя без стука. Отворил.

Тут было жарко, камин так протопили, будто снег во дворе. Со стены торчали исполинские оленьи рога, давшие когда-то название всему ресторану. В зале такие же к стене прибиты, только эти куда более ветвистые, красивые.

Нико сидел в громадном мягком кресле, одна седая голова над столом торчала. Смотрел на меня задумчиво, и я почему-то понял – в руке у Нико и впрямь пулевик.

– Не будешь ты стрелять, – сказал я. – Ты жадный, конечно, и риск любишь. Только…

– Что «только»?

– Ты еще и любопытный, Нико.

Секунду старик молчал, потом закряхтел, захихикал:

– А что еще мне остается, Ильмар? Икру ложками есть и шампанским запивать? Меня с того пучит. Девочек молоденьких приглашать – так ведь раз в год если что получится… уже праздник. Деньги… с собой не заберу. Что мне, на железный гроб копить? В деревянном теплее, знаешь ли. Искупитель вовсе без гроба остался, и то не жалуется.

Вот такой он и был, Нико, хозяин ресторана и воровского притона, скупщик краденого, подлец и богохульник.

Сволочь, но родная сволочь, и умная.

А мне сейчас и впрямь своего ума не хватало.

– Глянь… – брезгливо сказал Нико, кидая на стол бумажные листки. Я подошел, склонился, глянул. Листовки маленькие, с теми же рисунками и текстами, что на плакате. Только здесь рисунки были цветные. На цветном Марк был вообще как живой, зато я последнее сходство утратил.

– Раскрасили? – полюбопытствовал я.

– Да нет. Говорят, машину печатную сделали, что семью красками печатает. Дорогая штука. Каждый такой листок железную монету стоит.

– И что, их тоже на стены вешали?

– Уважаемым людям раздавали. Капитанам на корабли. Офицерам, а те солдатам показывали. А кое-где и на стенах… в людных местах, чтоб не сорвали. Только все равно посрывали, висит теперь твоя морда в бедняцких домах, интерьер облагораживает.

Я еще раз глянул на свой цветной портрет. Взял обе листовки, спрятал в карман.

– Возьму на память.

– Бери. Я от твоей физиономии восторга не испытываю. Ни от живой, ни от нарисованной. Чего в Амстердам-то заявился?

– Подальше ринулся. Думал, на другом конце Державы никто меня искать не станет.

Нико нехорошо засмеялся:

– И как, не ищут?

– Плакаты чуть ли не гуще висят, – признал я. – Подвел меня Маркус. Впутал в свои дела.

– Где пацана-то оставил? – небрежно спросил Нико.

Засмеявшись, я покачал головой.

– Вот ты о чем, Нико. Брось. Не знаю я, где мальчишка. Хотел бы знать, но не знаю.

Отойдя к окну, я уставился на улицу. Была она в меру людная, в меру шумная. Проезжали экипажи и телеги, фланировали по тротуарам богатенькие бездельники и просто лоботрясы. В пестрой будочке торговал нежной малосольной сельдью с луком и печеными угрями рыбник. В другой – румяная тетка жарила в кипящем масле сладкие колобки-ойленболен, разливала горячий глювайн. Девица понятных занятий скучала под тентом в открытой забегаловке на углу – будто и не холодно ей, и не сыро в легком платье на ветру. Чашечка кофе перед ней давно остыла, но сидит терпеливо, ждет удачи.

– Как же так, Ильмар-вор. – В голосе Нико появилось разочарование, как у умного отца, дивящегося на глупого сына. – Ты с каторги сбег, мальчишку утащил, планёр угнал. А потом – упустил принца?

– Расшибся я, Нико. Знаешь, как это – летать по небу? Ноги отшиб, самого помяло. Лекарь сказал, что, может, в ребре трещина есть.

– А… – без всякой веры произнес Нико. – Бывает.

– Да не скалься ты, старик! – Я повернулся, сам пораженный своей яростью. – Не вру я! Сестрой клянусь, не вру!

Пожевав губами, Нико неохотно кивнул:

– Ладно, верю. Ты парень богобоязненный, Покровительницу чтишь. Верю. Так хоть расскажи, что было? Я многое слышал… и в газете писали, и глашатаи рассказывали, и так… слухи ходят. Только твой рассказ интереснее будет.

– Горло хоть дашь промочить?

– Дам, – засуетился Нико. – Доставай сам, вон, в углу…

– Знаю.

– И плащ сними, не марай мне кресло!

Я снял и повесил на оленьи рога.

– Нашел куда… – недовольно буркнул Нико.

В буфете красного дерева, под фальшивой дверцей была еще одна, железная, незапертая. За ней прятались такие напитки, что даже в «Оленьем Роге» редко кто закажет. Вытащил я бутылочку коньяка, постарше меня возрастом, два дорогих – резного хрусталя, в блестящей стальной оправе, – бокала, поставил на стол.

– Я не буду, – отказался Нико.

– Давай, хоть пригуби. За встречу.

Не то чтобы я отравы боялся. Но мало ли…

Нико спорить не стал. Кивнул на столик в углу, там под салфетками стояли блюдца с сыром, ветчиной, оливками, еще какой-то закуской. У него всегда к неожиданному визиту все приготовлено. Как станет засыхать еда, так ее вниз, на стол посетителю попроще…

– Здоровье твое, Нико…

– И твое, Ильмар…

– Что в газете-то писали? И в какой?

– Да во всех одно и то же. Эдикт Дома. О том, что ищется беглый каторжник Ильмар и младший принц Маркус. О награде. Портреты, опять же… хотя по газетным портретам даже я тебя не узнал.

– А кроме эдикта?

– Ничего. Видно, сказали газетчикам, что судачить не стоит. Щекотливое дело… ты рассказывай, Ильмар.

Вздохнул я – ничего из Нико не вытянуть, пока он свое любопытство не удовлетворит. И начал рассказывать, с того дня, как меня взяли в Ницце – прямо у церкви Искупителя, на улице, позорно, руки заломив и на голову колпак преступника набросив…

– Так и прогулялся до тюрьмы? – захихикал Нико. – В позорном колпаке, в колодках?

– Так и прогулялся.

– Что тебе приклеили?

Чего уж теперь таиться?