Новая жизнь Нефертити - Маргарита Ардо

– Оу! Неужели сидишь над бумагами в пыльной библиотеке в старинных чёрных нарукавниках и в сексуально сдвинутых на нос очках выискиваешь никем не найденный исторический факт?

– Почти.

Я рассмеялась, а Финн продолжил рассыпаться лукавым фейерверком улыбок и искорок:

– Я угадал, я молодец! Так и представляю, как ты гонишься за фактом с лупой по огромной старинной книжке, а эти коварные мелкие буковки убегают от тебя, крича: – Финн презабавнейше сымитировал писклявый голос мультяшек: – «О нет, Боже! Она нашла нас! Спасайся, иначе она получит Нобелевскую премию! »

От смеха у меня выступили слёзы, и я, тщетно пытаясь быть строгой, заявила:

– А вдруг я не книжная крыса, а русская Лара-расхитительница гробниц?

Финн смерил меня взглядом. Заглянул под стол, осмотрел с обеих сторон. И мотнул головой:

– Неа. Во-первых, не русская. Во-вторых, все мумии восстанут при виде такой короткой и соблазнительной юбочки, и тогда уже придётся убегать тебе: «А-а-а! Не ловите меня! Я историк, а вы артефакты, это я за вами охочусь! Ой, помогите, они тянут меня в склеп! »

Я подыграла ему, изобразив внезапную радость:

– Вау! Как я люблю склепы! Да это же сокровища инков! А что в следующей гробнице? ! Жезл фараонов? Йухуу, только его я и искала!

Недружелюбный официант пялился на нас, а мы хохотали, как школьники. Финн вдруг взял меня за руку, посмотрел мягко и обволакивающе:

– А ты забавная.

– Я? Да. А почему ты решил, что я не русская? – тут же притихла я, ощущая тепло его руки, в которой моей стало очень хорошо.

– Имя. Внешность. Очень необычная. Ты будто не из этого времени и мира. Переоделась, чтобы никто не заподозрил. Загадочная… – почти с придыханием сказал он.

Наши взгляды коснулись друг друга через крошечный круглый столик, заставленный тесно тарелками, бокалами, приборами, и мне показалось, что я знаю этого мужчину всю жизнь. Рядом раскупоривались горлышки бутылок, переливались в бокалы вина, пенилось пиво и журчал лимонад. Кристальный звон стекла, оброненная вилка, запах кофе с соседнего столика, французская речь, шум не смолкающей улицы, всё это струилось вокруг, словно мы сидели в эпицентре водопада. Жизнь текла прямо на нас, расступалась потоками и сходилась снова за нашим столиком, чтобы бурлить, грохотать, уносить моменты в пропасть ночи с каждым движением. А мы никуда не уплывали, столик был нашим якорем, а Финн – моим. Он держал меня за руку, перебирая пальцы и осторожно исследуя их. Хорошо…

– Может быть, просто Париж? – спросила я.

Финн улыбнулся.

– Париж – это здорово. Здесь я могу свободно ходить по улицам, сидеть в кафе, едва не толкаясь локтем о локоть соседа, и почти никто не тычет пальцем, не кидается к камере, кроме русских туристов и девчонок-подростков. Клёво!

– Не узнаёт? Но ты же победил в конкурсе!

– Но я ещё не Майкл Джексон, – усмехнулся Финн, – и даже не Фредди Меркьюри. Моя популярность здесь пока никого не волнует, французы вообще заводятся медленно, тем более на чужаков. Им хорошо самими с собой, в собственном мире с сырами, лягушками и вином. Попробуй их только выдернуть оттуда, объявят забастовку, наденут жёлтые жилеты и выйдут на митинги.

– А ты хочешь их выдернуть?

– Должен. Всколыхнуть всю эту старую, цивилизованную Европу, перетрясти камни и труху.

– Может, пусть стоит? – ухмыльнулась я.

– Нет уж! Если я что-то делаю, то не останусь номером три тысячи трёхсот сорок пятым. Первая десятка и первые позиции в хит-парадах – вот что мне подходит. На меньшее не согласен.

– Амбиции, ха? Зачем так много?

– Парень из ниоткуда не может позволить себе меньшего.

– Но ты давно не из ниоткуда. В России ты звезда.

– Для них всех, – Финн кивком указал на людей рядом, – Россия – непонятный край географии с медведями, водкой и ядерными боеголовками, почти как окраина Твери для Рублёвки, а я для них чужой и опасный, как тверской хулиган с битой на Красной площади.

– Но ты совсем не агрессивный. И это не Красная площадь, это Париж, – сказала я и с внезапной гордостью напомнила, что Франция по территории не особенно превышает всего лишь Ростовскую область, а Россия занимает девятую часть земной суши.

– Это европейцев скорее пугает. Впрочем, моя цель – не Париж, а голливудская Аллея звёзд, – заметил Финн. – И, поверь мне, только тогда, когда там я стану номером один, я смогу показать им кулак и заставить уважать себя, а заодно и мою страну.

– Думаешь, это реально?

– Очень. Стал же австрийский Шварцнеггер супергероем Штатов и губернатором Калифорнии? Падала в обморок Америка перед Битлз?

– Было такое, – согласилась я. – Но как же свобода? Если ты добьешься мировой славы, ты ни в Париже, ни в Нью-Йорке не сможешь прогуляться просто так, зайти в кафе и купить себе хлеба в супермаркете.

– Хлеб вреден, – рассмеялся Финн. – Уверен, я что-нибудь придумаю.

– Ты всегда добиваешься того, что хочешь? – вспомнила я.

– Всегда. – Финн просиял так, словно снимался на мем Тони Старка в лучах славы, а затем снова потянулся ко мне всем своим существом. – Но обо мне не интересно, сейчас ты лучше расскажи о себе. Где ты живёшь? Кто твои родители? Что любишь? Чем увлекаешься?

– Как много вопросов! – зарделась я, на самом деле было приятно, что ему интересно.

– Я жадный. Хочу знать о тебе всё!

– Ну, моя мама была русской, папа… из Бухары.

– Постой, это та что в Узбекистане?

– Да, красивый, древний город, которому около трёх тысяч лет – немногим младше столицы Эхнатона и Нефертити. Бухара сохранила весь свой исторический колорит, структура города за две с половиной тысячи лет не изменилась, хотя сменялись государства, правящие династии Ахменидов, Саманидов, Шейбанидов, Аштарханидов, Мангытов. В нынешнем культурном слое, а это редкий для живого города простор – целых двадцать метров, археологи и сегодня находят ювелирные изделия и предметы возрастом свыше пяти тысяч лет до нашей эры. Вот так.

– Вау! Получается, ты просто не могла не стать историком?

Я улыбнулась, довольная, что произвела на него впечатление.