Черная луна - Макс Мах

Слуга принял у нее плащ, и Герда впервые взглянула на себя в ростовое зеркало. Платье матери, которое она надела сегодня, было поистине роскошно и предназначалось как раз для событий, подобных балу в королевском дворце. Фрепон – нижнее платье – из узорчатого, расшитого золотой нитью дамаскета светло-синего цвета, и полупрозрачный, кобальтовой синевы и тоже расшитый золотом шелковый модест, оставляющий открытой переднюю часть нижнего платья с квадратным консервативным декольте и каскадом шелковых бантов, спускавшихся по лифу до самого подола. Такое платье не требовало дополнительных украшений, но одно у Герды все-таки было. На шее у нее был повязан узорчатый темно-синий в тон верхнему платью бант, скрепленный старинной, темного золота брошью, украшенной довольно крупным сапфиром. Такие же сапфиры, только меньшего размера, свисали сейчас с мочек ее ушей на тоненьких золотых цепочках. В этом наряде Герда действительно выглядела кем-то другим. Другим человеком, незнакомой женщиной, но основное воздействие достигалось не платьем и не высокими каблуками туфель.

Трудно сказать, чем был вызван такой эффект, но сок сизой потравы, который должен был всего лишь немного осветлить ее волосы, вместо этого превратил Герду в пепельную блондинку. При этом кожа лица поражала практически идеальной белизной, на которой темно-красные губы казались еще ярче, чем должны были быть по ее задумке. И в дополнение ко всему в прорези шелковой маски смотрели потемневшие под длинными черными ресницами голубые глаза. Красавицей она от этого, разумеется, не стала, но внимание на себя должна была обратить. И, как тут же выяснилось, обратила.

Стоило им с графом, на руку которого она по-прежнему опиралась, войти в первый из парадных залов, как на ней сошлись взгляды множества людей. В основном, естественно, мужчин. Но со смешанными чувствами, легко читаемыми в их взглядах, смотрели и женщины.

– Вы произвели сильное впечатление, – шепнул Иван, чуть склонившись к Герде. – И на меня, если вам это интересно, эдле, тоже.

– Я польщена, – сухо ответила Герда, которую совершенно неожиданно для нее самой охватило чувство тревоги.

Что-то было не так с этим местом или с этим временем, или, быть может, с этими людьми. Понять, что к чему, она не могла, но ощущение тревоги не уходило, а напротив усиливалось по мере того, как они с графом углублялись в недра дворца. Как и любая жительница столицы, Герда мечтала оказаться однажды в королевском дворце. И вот она здесь среди всего этого великолепия, но не может наслаждаться моментом или восхищаться окружающей ее поистине королевской роскошью. Она в смятении, в замешательстве и недоумении, и боится одного – впасть в панику и разрушить неверным движением то волшебство, которое сама же так долго и с таким старанием создавала, чтобы в конце концов оказаться гостьей на балу в королевском замке.

– Разрешите, эдле, представить вам моего старинного приятеля князя Друцкого!

Слова Ивана вырвали Герду из состояния, близкого к ступору, и она нашла в себе силы улыбнуться новому знакомцу. Оказывается, граф Давыдов подвел ее к небольшой группе московитов и вентийцев, которых связывали между собой давние дружеские отношения. Последовали взаимные представления, галантные комплименты от мужчин и колкие замечания от женщин. Однако за те несколько минут, когда Герда вынуждена была вести с этими незнакомыми ей людьми вежливый, ни к чему не обязывающий разговор, ее тревога незаметно ушла, исчезло охватившее ее было смятение, и даже недоумение по поводу этого странного состояния рассеялось, как не бывало. И, напротив, стоило ей под первые звуки вальса выйти с графом Иваном в круг, как ее охватило совсем другое чувство. Это был подъем, восторженное воодушевление и ощущение невероятной свободы, когда способен без преувеличения буквально на всё.

По-видимому, ее состояние не укрылось и от ее партнера.

– Могу поспорить, эдле, что еще пару минут назад вы были чем-то сильно озабочены, а сейчас вы едва не светитесь от… Не знаю, право, что бы это могло быть. Возможно, это музыка или танец, но я отчетливо вижу ваш свет, и он прекрасен.

– Куртуазно, – улыбнулась Герда приятному ей молодому мужчине. – Эдак вы, граф, меня в грех введете!

– Грех? – переспросил Иван, легко подхватывая заданный Гердой игривый тон. – Что вы такое говорите, эдле! Разве можно так легко бросаться настолько тяжкими обвинениями?

И пошло. Она скажет фразу, он ответит, и так слово за слово весь танец. Возможно, этот милый флирт продолжался бы и дольше, но после вальса Герду пригласил в круг сначала какой-то эринорский придворный, которого она раньше нигде не встречала, затем князь Друцкой, а после него полковник Нидберг, неоднократно бывавший в доме ее отца, но с ней лично не знакомый. Танцевать оказалось интересно и приятно даже при том, что в самом начале Герда опасалась выдать неловкими движениями свою недостаточную подготовку. Все, что она знала о танцах, было приобретено с помощью кражи – подглядыванием за теми счастливцами, кого приглашали на балы и музыкальные вечера. А всему, что она умела, Герда научилась, самостоятельно разучивая танцевальные па под воображаемую музыку. Так что ее сомнения относительно своей способности составить подобающую пару приглашавшим ее на танец мужчинам были вполне основательными, но живой опыт «движения под музыку» довольно быстро доказал, что ее страхи были напрасными. Она двигалась в такт музыке, с легкостью позволяя партнерам вести себя в танце, и, судя по всему, не ошибалась в выполнении тех или иных па.

В результате настроение у Герды взлетело ввысь, еще больше подогретое несколькими бокалами шампанского, которое она пила впервые в жизни. Однако не будешь же рассказывать галантно ухаживавшему за ней графу Ивану или принцу Максимилиану, который тоже заинтересовался таинственной незнакомкой, что на самом деле ей всего шестнадцать лет, и она впервые попала на бал. Шампанское же оказалось дивным напитком, и, если бы не остатки здравого смысла и осторожный патронаж со стороны красавца-московита, Герда пила бы его не переставая. Алкоголь ожидаемо ударил ей в голову, но, к счастью, до настоящего опьянения дело все-таки не дошло. Голова Герды кружилась не столько от игристого вина, сколько от музыки, чувства свободы, легкости, с которой она принимала многочисленные комплименты от совершенно незнакомых ей мужчин, от ревности и зависти, которые она читала в глазах женщин, в том числе и в глазах своих сводных сестер, которые ее, как ни странно, так и не узнали. Единственными людьми, проявившими к ней беспричинную враждебность, оказались ее отец, который, благодарение богам, тоже ее не узнал, и король, с которым она, естественно, не была знакома, хотя и видела пару раз издалека во время торжественных процессий. Что уж там такого увидели в ней двое этих столь не похожих один на другого мужчин, можно было только гадать. Герде казалось, что все дело в платье, но полной уверенности в этом у нее, разумеется, не было. Однако факт налицо: что один, что другой смотрели на нее зверем. И от их взглядов ей становилось по-настоящему страшно.