Хищники - Иван Погонин

– Отчего же всё-таки такая секретность?

Пристав поднял на собеседника глаза:

– Я прошу вас об этом исключительно ради пользы дела. Дело в том, что я тоже охочусь за Котовым.

– Я понял – вы желаете обойти конкурента?

– Вовсе нет, – грек поморщился, – спорт тут не при чём.

– Тогда не проще ли вам соединить усилия с вашим земляком?

– Это невозможно, Мечислав Николаевич. Зильберт преследует цели, прямо противоположные моим – он как раз-то и не хочет, чтобы Котов сел.

– Как же так? Он говорил, что летом лично его арестовывал. Лжёт? Но это же очень легко проверить!

– Арестовывал Котова действительно Зильберт.

– Тогда я отказываюсь вас понимать.

– Позвольте по порядку. Кто таков Котов, вам уже известно. Два года он безнаказанно грабил губернию и два года его никто не мог поймать. На него несколько раз устраивали засады и все они провалились – Котов и его клевреты попросту не приходили на те квартиры, где их ждала полиция, хотя сведения о том, что шайка там появится, были получены из самых надёжных источников. Более того, несколько агентов, поставляющих эти сведения бесследно исчезли. Так продолжалось до налёта на квартиру губернского предводителя. Ограбленный поднял такой шум, что губернатор объявил за голову Гайдука награду в тысячу рублей, а предводитель добавил к этой награде свою тысячу. Соответствующее распоряжение было объявлено 23 мая, а 27-го Гайдук уже был арестован.

– Две тысячи – неплохой стимул.

– Согласен. Только деньги эти получил помощник пристава Зильберт, который до объявления награды безуспешно ловил Котова два года. Совпадение?

– Ну, очевидно, что кто-то, польстившись на деньги, сдал Гайдука Зильберту.

– Тоже самое я сказал господину начальнику губернии. Но он ответил мне, что я плохо знаю немца. Со слов его превосходительства, Зильберт – самый отъявленный лихоимец в Кишинёве.

– Вот оно как! А вы, стало быть, не берёте? – улыбнулся Кунцевич.

Хаджи-Македони улыбнулся в ответ:

– Ну почему же не беру. Беру, как и все. Имений родовых или благоприобретённых не имею, за женой только тысячу рублей получил [14 - Пристав говорит о приданом. ], детишек трое, – как тут не брать. Но я ограничиваюсь сделками с самолюбием, сделок с совестью не допускаю, и об этом прекрасно известно начальству.

– Интересная классификация. Позвольте поинтересоваться, это как?

– Полицейские в нашей губернии, как впрочем, я в этом уверен, и по всей России делится на три неравные категории: у нас есть несколько человек, не берущих ничего, множество лиц, ограничивающих поборы теми пределами, которые, по местным взглядам, считаются естественными и дозволенными, и, наконец, некоторое количество таких взяточников, которые всегда и всеми признаются за порочных людей: на них жалуются, их преследует прокурорский надзор, и губернское начальство от времени до времени принуждено причислять их к губернскому правлению, или сплавлять соседним губернаторам. Я отношусь ко второй категории. Я охотно получаю подношения к Рождеству и Пасхе, прикрываю глаза на разную мелочь, с удовольствием обираю жидов, но в сделки с ворами и бандитами никогда не вступал и не вступлю. Зильберт же для увеличения своего благосостояния не брезгует никакими средствами.

– Однако вы со мной весьма откровенны!

– А почему мне не быть откровенным? Причин сообщать о моих откровениях моему начальству у вас не имеется, тем более, что моё начальство и так обо всем этом знает.

– И почему же господина помощника пристава не увольняют?

– Да когда же у нас в России выносили сор из полицейской избы? Да и прямых доказательств лихоимства господина губернского секретаря не имеется. Максимум что может сделать губернатор – сплавить господина Зильберта в соседнюю губернию, получив взамен полицейского с такими же свойствами. Ну и зачем шило на мыло менять?

– Да-с…Ну, допустим, вы – хороший полицейский, а Зильберт – плохой. Но не дурак же он? Ведь арестованный Котов всегда мог рассказать судебным властям о зильбертовских сделках с совестью!

– Не особенно Зильберт и умён, а уж жаден – чрезвычайно. Видимо, рассчитывал как-то договорится с Котовым, может быть хотел побег ему устроить, а может быть на покровителей уповал.

– На покровителей?

– Сами подумайте – можно ли два года успешно скрываться от полиции, имея в агентах только одного помощника участкового пристава?

– Ну что ж, вполне логично. Итак, Зильберт поймал Котова, получил две тысячи, организовал его побег, а когда Гайдук засветился в столице – поехал его ловить, чтобы не поймать?

– Всё верно, кроме одного – побег организовал не Зильберт, а, скорее всего, закадычный дружок Котова – Аверьян Маламут.

– В досье Зильберта сведения о членах шайки весьма скудные. Вы можете рассказать о господине Маламуте поподробнее?

– О! Это личность весьма примечательная! Незаконнорождённый сын одного румынского боярина, красавец мужчина, получивший прекрасное воспитание и образование. Батюшка денег на него не жалел, но и признавать не торопился. Поэтому, когда умер, Аверьян, привыкший к шикарной жизни, остался без гроша – законная супруга отца сразу же погнала этого анфан терибля прочь. Маламуту ничего не оставалось делать, как начать грабить и воровать. На этой почве он с Гришей и сошёлся и стал у Котова правой рукой и лучшим другом. Вам Зильберт рассказывал, как произошёл побег Григория Ивановича?

– В привезённом им материале был отчёт начальника тюрьмы об этом происшествии.

– А про папиросы с наркотиком и таинственную незнакомку в этом отчёте что-нибудь говорилось?

– Нет! – удивился Кунцевич, – из отчёта следует, что кто-то передал Котову стамеску и с её помощью он открыл дверь камеры.

– Дело было так: через две недели после ареста Котова к начальнику губернской тюрьмы явилась богато одетая барышня, явно из общества и пожелала пообщаться со знаменитым разбойником. Просьба подозрений не вызвала – экзальтированные дамочки ходили к Григорию Ивановичу гурьбой, а трое предлагали ему руку и сердце! Начальник, разумеется, разрешил свидание и этой. Незнакомка передала Котову одеяло и пачку дорогих папирос. Котов в это время содержался в одиночной камере, расположенной в тюремной башне, на самом верху. Вечером Котов угостил папироской надзирателя, и тот, пару раз затянувшись, упал замертво. Гайдук забрал у него ключи, пробрался на чердак, распустил одеяло на верёвку, оно специально так было сшито, спустился по ней во двор, там приставил к стене доску и выбрался на свободу.