Я тебя отпускаю - Мария Метлицкая

Прошептать: «Любимый мой. Самый лучший. Единственный. Только ты! Прости меня, а? Ну что-то меня понесло… Бывает, правда? » Ника почти собралась с духом, как в ту же минуту завибрировал и запищал телефон.

Он дернулся:

– Черт! Как всегда, вовремя!

Но звонок не проигнорировал и, глянув на экран, где высветилось имя звонящего, вскочил с кровати и бросился в ванную.

Ника откинулась на подушку и закрыла глаза. В эту секунду почувствовала себя опустошенной и обессиленной, такой усталой, будто разгрузила пару вагонов, и еще чудовищно, безвозвратно разочарованной.

«И так будет всегда, – подумалось ей. – Всегда, пока мы будем с ним вместе».

В ванной Илья перешел на громкий крик – не услышать его было невозможно. Было понятно – кричит на сына.

– Да разве так можно? Мать вторую неделю в больнице, а ты ни разу не выбрался к ней! Дел у тебя много? Как же, дела у тебя важные, не сомневаюсь! Какие, не перечислишь? А, уроки! Ну ты эти сказки оставь для бабушки! Замолчи, слышишь! И оправдания твои мне не нужны! Сегодня же, понял! С бабушкой или без! Но чтобы сегодня!

Минуту было тихо, видимо, мальчик Ваня пытался оправдываться.

Ника положила на голову подушку – слушать это было невыносимо.

Спустя пару минут Илья вошел в комнату красный как рак, разъяренный.

– Спишь? – спросил он раздраженно.

– Тут, пожалуй, уснешь. – Ника отвернулась к стене.

– Извини, – скупо выдавил он, – семья, понимаешь ли…

Ника резко села на кровати.

– Понимаю, как не понять? Прости за то, что лезу не в свое дело, а что, собственно, с твоей женой? Серьезные проблемы?

Илья удивился ее вопросу, густо покраснел, плюхнулся в кресло.

– Да так, ерунда, обследование.

– Обследование, – кивнула Ника, – понимаю. А вот насчет ерунды… Знаешь, мне кажется, просто так, из-за ерунды, в больницу не ложатся, извини.

– За что? – удивился он.

– Что лезу не в свое дело, – повторила Ника. – Но ты мне выбора не оставил. Если только прикинуться глухонемой.

– Ты права. Это ты меня извини.

– Послушай, а разве нельзя было отложить эту поездку? Перенести? Чтобы ехать со спокойной душой, с уверенностью, что все хорошо? Когда не болит душа за близких?

– Хо-ро-шо? – по складам повторил он. – А ты вообще понимаешь, как у меня хорошо? На работе проблемы. Партнер, – он чертыхнулся, – партнер мой, милый Дима Орланский, которого я, если ты помнишь, вытащил из фантастического дерьма, кажется, что-то замыслил. И, как понимаешь, не подарок к моему дню рождения. Жена? Да, у нее проблемы, как ты изволила выразиться. Что-то нашли, что-то подозревают. Очень надеюсь, что все обойдется. Очень, – повторил он, встал и подошел к окну. – Сын… Да, сын… Тут тоже проблемы, увы. Учиться не хочет, школу прогуливает. Врет постоянно. – Он почти перешел на крик и повернулся к ней. – Врет, понимаешь? Все время врет, даже по пустякам! Там, где это вообще не имеет смысла! Зачем, не понимаю! Вот искренне не понимаю: зачем? И это бесит меня больше всего! Да, кстати! Еще и деньги таскает! Нет, ты прикинь, из бабкиного кошелька, из моего. Что остается? Метить купюры? А для чего? Чтобы сдать его ментам? Поставить на учет? И ведь сволочь такая, – Илья усмехнулся. – Никогда и ни в чем мы ему не отказывали, понимаешь? Никогда и ни в чем! Чего ему не хватало? Тряпья? Да навалом! Айфон? На, заинька! Седьмой надоел? Вот восьмой! А дальше будет девятый! Потерпи еще годик, малыш. Чего еще надо, не знаешь? Вот и для меня это большая загадка.

– Слушай, – сказала Ника дрогнувшим голосом, – ну ты же знаешь, так часто бывает. Перебесится, возраст такой! И все придет в норму, я тебя уверяю! Ну в кого ему быть… – Ника запнулась.

– Да ни в кого! – закричал Илья. – В самого себя, понимаешь? Сейчас они все такие – оторванные! Безбашенные, шибко смелые. И ни хрена не боятся – знают, гады, что их прикроют! Бабки дадут и прикроют – от армии откосят, в институт пропихнут. В конце концов, от ментов отмажут! Мажоры, блин! Сопляк! Четырнадцатый год, а наглости… Ты спросишь, кто виноват? А я тебе отвечу – мы, родители! Родаки, по их выражению! Пихали и в рот, и в жопу – нате вам, получите! Жалели, охали. Хотели дать всего и побольше – у нас же такого не было, правда? Так пусть будет у мальчика! А этот мальчик… – Он безнадежно махнул рукой и устало плюхнулся в кресло. – Бабке хамит, а она, между прочим, его больше всех балует и покрывает его делишки. В больницу к матери так и не съездил.

– А школа? – тихо спросила Ника. – Вы были в школе?

– Школа? – усмехнулся Илья. – Как же, были. Директриса знаешь что ответила? «Сейчас они все такие. Да не волнуйтесь вы так, кривая вывезет! » Кривая! Ты понимаешь, кривая! А для чего я пахал все эти годы, не скажете? Для чего все тогда: частные школы, педагоги эти, все удовольствия? А если не вывезет эта кривая? Туда, куда надо, не вывезет? Куда надо вывозит прямая, правда ведь? А кривая на то и кривая, чтобы вывезти криво, разве не так? По всем законам физики! К тому же жена, – от волнения он закашлял. – Депрессия у нее, понимаешь? От всех этих дел и подозрений… Ну, о нас с тобой. Ладно. – Он попытался выдавить из себя улыбку и хлопнул рукой по колену. – Что я тебя гружу, честное слово! Рассопливился, как полный мудак, извини. И так у нас с тобой в этот раз, – запнулся он, – как-то не очень, правда?

Ника подошла, обняла его за голову и крепко прижала к себе. Осторожно кивнула:

– Да, как-то не очень.

– Но я не мог отложить эту поездку. Ты так мечтала о ней, так долго ее ждала!

– Мало ли о чем я мечтала и чего долго ждала, – вздохнув, усмехнулась Ника. – Пережила бы и это.