Русские травести в истории, культуре и повседневности - Ольга Хорошилова

Он всюду был почетным гостем, лучшие дома принимали его с королевскими почестями. Русские аристократки приветливо ему улыбались и, подобно придворным вельможам, готовы были на разные услуги – пусть даст лишь знак. «Прелестницы, – восторгался в письме д’Эон, – они совершенны, восхитительны, роскошны. Русскую царину окружает целый полк изящных нимф! » Впрочем, этот полк не помешал ему наладить связь с его командиром, Елизаветой Петровной.

Осенью 1756 года Шарль вошел в близкий императорский круг и вместе с Дугласом стал часто бывать у царицы с партикулярными визитами, благо жили французы неподалеку – в каменном доме графа Апраксина. Они с удовольствием отмечали, как день ото дня росло влияние графа Воронцова при дворе, а вместе с ним и профранцузские настроения. Елизавета все чаще упоминала в разговорах Людовика XV и все жестче отзывалась о графе Бестужеве, агенте английского влияния. Ее любовник Иван Шувалов, бонвиван, галломан, неисправимый модник, тоже симпатизировал Франции, откуда регулярно получал кафтаны, парчу, кружева, парфюм, вино. В итоге Воронцов и французская партия победили: в 1757 году царица поставила свою подпись в союзническом договоре, официально перейдя на сторону Франции и объявив войну Пруссии. С радостными вестями и секретными бумагами в шкатулке д’Эон помчался на родину. Спешил так, что загнал несколько лошадей и подвернул ногу, но все это было пустое: он успел, домчал до Парижа за месяц, несмотря на весеннюю распутицу и разгоравшуюся в Европе войну.

Исхудавший, хромой, но совершенно счастливый, он торжественно и коленопреклоненно вручил королю договор и письмо от царицы, в котором она выражала самые теплые дружеские чувства и надежду на скорую общую победу. Елизавета также передавала через д’Эона 50 тысяч лир золотом господину Вольтеру для составления истории Петра Великого. Шарль робко выразил благородное желание остаться на родине и пролить кровь на войне за обожаемого монарха. Но пылкого лейтенанта от драгун опять ждали в Петербурге: новый официальный посол Франции в России маркиз де Лопиталь придумал секретарю новое поручение.

Примчавшись в русскую столицу и даже не переменив костюм, Шарль влетел в покои маркиза, готовый, как всегда, служить верой, правдой и неправдой тоже. Посол был краток: Бестужев в опале, профранцузская партия Воронцова победила, Людовик XV и царица Елизавета выразили желание вступить в тайную переписку, и посредником в этом важнейшем государственном предприятии назначен д’Эон.

В шифрованных посланиях двух монархов почти не было ничего острополитического – всё вокруг да около. Иногда авторы позволяли себе откровения самого бытового характера. Елизавета, к примеру, жаловалась Людовику на плохое самочувствие, и отзывчивый король мгновенно отправлял в далекий Петербург своего лучшего доктора. В другой раз царица призналась, что страдает от тоски смертельной и спасти ее могут лишь две актрисы «Комеди Франсез», Лекен и Лекларон. Король, однако, в просьбе отказал, сославшись на то, что дамы принадлежат не только государству, то есть ему, но и публике, которая не в силах с ними расстаться. Ответ, кажется, не слишком обидел царицу, ведь в ее окружении уже был человек, способный развлекать, – Шарль д’Эон.

Галантный, остроумный, знаток скабрезных парижских анекдотов, он пришелся Елизавете по сердцу. Она предложила ему остаться в России и поступить к ней на службу. Впрочем, вспомнив все самые изящные галантерейные сентенции, молодой человек увернулся от такого сомнительного предложения, поведав о разговоре в письме министру иностранных дел: «Я уверен, мне следует всегда стоять, повернувшись к Сибири спиной. Лучше я буду нуждаться, но служить Франции, чем получать 100 тысяч ливров, живя в страхе и рабских цепях».

Д’Эон начал скучать по родине и в своих обращениях к министру все смелее намекал на то, что не прочь расстаться с Петербургом. Он выполнил все важные поручения, несколько лет беспорочно служил посредником в переписке между монархами и теперь стремился во Францию. В Европе гремела война, и ему, молодому патриоту, драгунскому офицеру, непременно хотелось попробовать себя в настоящем бою. К тому же Шарль плохо себя чувствовал в русской столице: у него развивались цинга и болезнь глаз, о чем он тоже доложил в министерство. Наконец его услышали. И отпустили.

В августе 1760 года д’Эон покинул российскую столицу таким же подтянутым и безупречно мужественным, каким был четыре года назад, в начале службы при русском дворе. На нем были каска и элегантный мундир капитана королевских драгун. В Париже Людовик XV отблагодарил своего верного рыцаря: назначил пожизненную пенсию в две тысячи лир. Но кавалер, изрядно засидевшийся в северном холодном городе, пылко рвался в бой – он испросил разрешения присоединиться к войскам маршала де Брольи и помчался под Кассель. В славной баталии под Ультропом капитан получил ранение, а весной 1763 года участвовал в торжественном подписании мирного договора, завершившего Семилетнюю кампанию. За проявленную храбрость и дипломатическую хитрость д’Эона наградили орденом Святого Людовика. И отныне, где бы он ни появлялся, бело-золотой крестик на малиновой ленте украшал отворот его кавалерийского мундира. С ним он запечатлен и на гравированных портретах.

Впрочем, известны и другие изображения: шевалье в чепце, дамском платье со смелым декольте, в оборках, кружевах и с орденом Святого Людовика, приколотым к лифу. И это не злые карикатуры завистников. Д’Эон действительно превратился в женщину, но не в Петербурге, как утверждал в мемуарах, а гораздо позже – в Париже в 1777 году. К этой сомнительной травестии его склонили французский король и неприятные обстоятельства.

С 1763 года шевалье жил в Лондоне, исполнял обязанности французского посла и вновь занимался тем, что получалось у него лучше всего, – шпионажем. Он вербовал английских чиновников, выведывал дипломатические и военные тайны, золотой королевской монетой подкупал обедневших аристократов, опьяняя их бдительность изысканным бургундским. Шарль д’Эон самозабвенно и с большим для себя риском трудился на благо Франции и короля.

Все шло отлично, пока в Лондоне не появился граф де Герши, назначенный новым французским послом. За ним стояла мощная политическая партия, возглавляемая мадам Помпадур, влиятельной любовницей Людовика XV, тогда как д’Эон представлял интересы отнюдь не всемогущего маршала де Брольи. В этой тайной подковерной битве, столь непохожей на благородные баталии Семилетней войны, шевалье проиграл. Его обидно понизили в должности, назначили, словно безусого мальчишку, посольским секретарем, бумагомаракой. Де Герши находил любой повод осмеять его «мужское достоинство» и усомниться в военных заслугах. Он выдумывал мерзкие анекдоты, грубо шутил в адрес Шарля во время посольских ужинов. Это было выше сил д’Эона, шевалье отправил Людовику XV развернутую жалобу и получил ответ: немедленно отбыть во Францию.

Это означало позорную отставку, но подчиняться вздорным королевским распоряжениям и преждевременно выходить на пенсию д’Эон не желал. Наотрез отказавшись возвращаться на родину, он остался в Лондоне и поспешил опубликовать часть секретных документов из личного архива, касавшихся суверена и европейских политических дел. При этом д’Эон намекнул, что непременно обнародует другие, более важные бумаги, если Людовик XV и его дипломатический корпус продолжат упорствовать в своем желании избавиться от него. От шевалье отступили, а через несколько лет из Лондона отозвали главного автора интриг и анекдотов, графа де Герши. Д’Эон остался в Англии, получал неплохое жалованье от слегка напуганного шантажом французского короля, хотя на родине был объявлен изменником, а его служба в Лондоне официально считалась ссылкой в наказание за содеянные проступки и непослушание.