Эта чудесная жизнь - Татьяна Тронина

Но, раз Истина не стала его стирать после того убийства, значит, он ничем больше не угрожал обществу? Наверное, случайно тогда вышло, с его женой? Ну, и раскаялся он; говорят, это Истина тоже как-то это «считывала» с сознания человека.

Вот, кстати, после того, как у нас стало известно об этой истории с Яном, я и стала интересоваться всеми этими социальными делами – а как оно все было устроено до Истины в этом мире? …

В древнем мире, насколько я понимаю, Яна, за его преступление, наверное, стерли бы. То есть, убили бы. Казнили! Так тогда было принято – око за око. (Не Око, а око! ). Потом, в период новейшей истории, Яна, возможно, посадили бы в специальное закрытое место для преступников, тюрьму. Или, еще вариант – Яна отпустили бы на свободу. Его, например, могли оправдать, поскольку раньше часто оправдывали мужчин-ревнивцев. Или, еще вот, специальные люди, юристы, могли придраться к тому, что что-то там, в юридических процедурах, было сделано неправильно, и потому – придется человека отпустить (даже если он был виновен в преступлении).

Правда, замечу, через какое-то время все эти юристы и даром не нужны стали… Когда виновность человека начали определять отдельные программы, предшественники Истины. Которые анализировали весь спектр информации «вокруг» преступления, все возможные нюансы, в том числе и психологические, и на основании всего этого – выносили приговор, согласно существующему закону. Юристы, суды, заседания присяжных – все это тогда враз стало ненужным. Человеку после того, как он преступил закон, сразу приходило официальное сообщение – куда ему следует отправиться для свершения приговора. Не явился? Тогда дело за полицией, специальной службой, она хватала преступника, и сама отправляла его куда надо.

Позже пришло время Истины, и число преступлений вообще резко снизилось, почти до нуля. Вся судебная система прошлого оказалась и вовсе не нужна. Суд Истины свелся к очень простой формуле, известной еще в древности: где поставить запятую в выражении «казнить нельзя помиловать».

Истина «высчитывала» примерно следующее: раскаялся человек или нет, способен ли он повторить преступление или нет. Если не раскаялся (и не собирался этого делать), если не осознал своей вины (и осознание не смогло бы придти к нему позже), да он еще и легко мог вновь повторить подобное – тогда Истина его стирала. Вычеркивала из жизни. Убивала, да. Тюрем-то нет, поскольку неразумно собирать в одном месте столько опасных людей! Еще и содержать их, тратить на них ресурсы, и все такое прочее.

Насколько я знаю, эта процедура, «стирание», в наше время, время Истины, то есть, происходила крайне редко. Истина просто не допускала преступлений. Лишь с Яном у нее произошла такая незадача.

Получается, Ян раскаялся и не собирался повторять подобное? Но мне все равно было не по себе, когда Ян время от времени проходил мимо меня.

…Мы с Ниной оказались у Медикала – небольшого полупрозрачного павильона белого цвета. Попасть внутрь Медикала мог не всякий. Только если случалось что-то серьезное.

В основном к Медикалу люди стягивались за уколами, а для этого не надо было заходить внутрь.

…Я придвинула кресло с Ниной поближе к внешней панели Медикала. Нина провела левой рукой перед считывающим устройством, затем я подняла накидку, закатала правый рукав у своей воспитательницы, и вытянула из панели гибкую трубку. Приложила конец трубки к плечу Нины. Миг, и короткий сигнал – «би-ип», значит, укол сделан. Я отпустила трубку, она сама втянулась внутрь. Я привела одежду Нину в порядок, покатила кресло к дому.

– Лучше? – с надеждой спросила я свою воспитательницу.

– Да, кажется. Такая слабость ощущалась, а сейчас вроде ничего, – не сразу ответила Нина.

– Ты еще долго будешь жить! – с энтузиазмом произнесла я.

– Я не хочу долго жить, – с недовольством возразила мне Нина. – Какой смысл… Я давно уже развалина, и мне не в радость подобное существование. Думаю, Истина прекрасно об этом знает. Она просто поддерживает меня, избавляет от совсем уж неприятных проявлений дряхлости… но, подозреваю, уже никакого лечения не ведет. Да и чего там лечить, Рита? !

– Я хочу, чтобы ты жила как можно дольше.

– Это ты хочешь, а я-то нет, – усмехнулась Нина.

– Почему не стали развивать исследования, которые позволили бы стать человеку бессмертным! – решила я не сдаваться.

– Потому что эти исследования слишком затратны, и они сильно снизили бы текущий уровень комфорта у уже живущих людей. Какой смысл искать бессмертие, если на него ухлопают кучу ресурсов, да еще и придется прозябать при этом. Уж лучше прожить более-менее приличную долгую жизнь, чем терпеть постоянные лишения по дороге к вечности… Да мы ж с тобой уже обсуждали это.

– Помню. И, все равно… Исследования по инфлюэнце – закрыли, теперь никаких вакцин не колют, только карантины устраивают, по бессмертию тоже исследования прекратились, к звездам мы не полетим – о космосе вообще никто не вспоминает… – проворчала я. – Не жизнь, а сплошная экономия.

– Рита, детка, я понимаю, что тебе жалко меня… – засмеялась Нина. Кажется, укол действительно помог ей – она уже с охотой разговаривала, с интересом смотрела по сторонам… Словом, она явно ожила. – Но мы сейчас живем ровно столько, сколько способны испытывать счастье и удовольствие от жизни. Не больше, и не меньше. Вот правда, я больше не вижу смысла в своей жизни. Я хочу умереть.

– Ну пожалуйста!

– Не затыкай мне рот, – строго сказала она голосом той, прежней Нины, которая воспитывала меня после смерти родителей. – Не решай за меня!

– Да знаю, знаю, я не права… – вздохнула я.

Я прикатила Нину к ней в комнату, она сама встала с коляски.

– Спасибо, детка. Иди, мне уж лучше.

Я поцеловала ее в щеку, затем вышла в подъезд, затолкала коляску в гардеробную.

За прозрачной дверью уже сияло солнце.

Повинуясь порыву, я вновь вышла из дома. Мне нестерпимо хотелось что-то сделать… совершить нечто такое, важное! Как так, я уже столько времени взрослая, с этого утра, а еще ничего не предприняла.

Раз о бессмертии нечего и мечтать, а инфлюэнца – может нагрянуть в любой момент, и лекарства от нее тоже нет, то – смысл тянуть с созданием Хистори? … Может, у меня впереди всего лишь несколько дней жизни, так отчего же не оставить память о себе?