Волны, в которых мы утонули - Бриттани Ш. Черри

По моим щекам потекли слезы. Я начала дрожать.

– О, дорогая, – воскликнула мама. Она нежно взяла меня за подбородок и приподняла мою голову. – Расскажи мне, что произошло: все до мельчайшей подробности. Что произошло с тобой в лесу?

Краем глаза я заметила, как Кельвин и Брукс стоят в коридоре и подслушивают наш с мамой разговор. Они смотрели на нас, прислонившись к стене. Никогда не видела в глазах Брукса такой печали. Руки Кельвина были сжаты в кулаки. Он стучал по стене. Мама проследила за направлением моего взгляда, и мальчики, увидев, что она смотрит на них, поспешили прочь. Но я была уверена, что они ушли недалеко. Последние несколько дней эти двое не отходили от меня.

Шерил вела себя прямо противоположно. Казалось, она боялась подходить ко мне. Она вела себя так, словно я заразилась какой-то болезнью, и она тоже заболеет, если посмотрит в мою сторону. Вчера ночью я слышала, как она плакала, потому что ей пришлось пропустить танцевальное выступление. Это была моя вина: наши родители не хотели оставлять меня одну.

– Мэгги Мэй, – прошептала мама.

Я отвернулась от нее, и она снова вздохнула.

– Мэгги, пожалуйста. Скажи что-нибудь. Я не знаю, как тебе помочь, а ты не рассказываешь, что случилось. – Она умоляла меня сказать ей хоть слово, но я не могла. У меня пересохло в горле. Может быть, мне нужна вода со льдом. Мне нужно что-то, что помогло бы мне расслабиться, что-то, от чего слова сами бы слетали с моих уст, но я не могла пошевелиться.

– Я не понимаю! Не понимаю, почему ты молчишь. Дорогая, ты должна мне рассказать. Я боюсь, что случилось самое худшее. Тебя кто-то обидел? Тебя… – Она не могла сказать это вслух, но я знала, о чем она спрашивает. – Солнышко, просто расскажи, что случилось, даже если кто-то причинил тебе боль. Я не буду осуждать, клянусь. Маме просто нужно знать, не причинили ли тебе боль. – Она тяжело сглотнула. – Ты можешь кивнуть, если кто-то причинил тебе боль, милая. Можешь сказать мне, – прошептала она. – Помнишь, мы говорили о безопасности? Как нельзя позволять прикасаться к тебе? И что если бы это произошло, нужно было бы обязательно рассказать об этом папе и мне? Это произошло? Я имею в виду, я знаю, что врачи проверяли, но эти тесты. Для них нужно время. Если кто-нибудь… – ее голос снова оборвался.

Я опустила голову. Я поняла, о чем именно она спрашивает. Незнакомец не насиловал меня физически. Но все же, честно говоря, он изнасиловал меня почти всеми возможными способами. Он изнасиловал мое детство.

Мою юность.

Мой голос.

Я стала свидетелем его ужасного деяния, и он попытался убить и меня – и он так много украл у меня. Он украл такую большую часть моей души.

Но для мамы я покачала головой. Нет. Он не изнасиловал меня физически.

Мама вздохнула с облегчением, а потом безудержно разрыдалась. Она закрыла лицо руками, ее тело сильно трясло, было трудно понять, что она говорит.

– Почему ты молчишь? – спросила она.

Потому что мне больше нечего сказать.

– Думаю, на сегодня хватит, Кэти, – сказал голос.

Я подняла глаза и увидела, что папа стоит в дверях и смотрит на нас с мамой. Должно быть, он пришел с работы пораньше, чтобы позаботиться о ней. Мама всегда справлялась лучше, когда он был рядом.

Она подошла к нему, и через несколько секунд папины руки обвились вокруг ее крошечного тела. Он что-то мягко прошептал ей на ухо, и, похоже, это были те самые слова. Мама перестала плакать и кивнула.

Через несколько минут она сказала, что ей нужно подышать свежим воздухом, и вышла из комнаты.

Папа подошел ко мне, опустился на колени и одарил своей лучшей кривой улыбкой.

– Мэгги Мэй?

Да, папа?

– Земля вертится, потому что твое сердце бьется, – заверил меня он. Он коснулся моего носа своим. – Все будет в порядке. Знаешь почему?

Я покачала головой, и он продолжил:

– Потому что мы никогда не остаемся одни. У тебя есть семья. Мы тебя любим и всегда будем рядом. Поняла, дочка?

Поняла, папа.

Он улыбнулся, как будто услышал слова, которые я не произнесла вслух.

– Хочешь, вечером мы съездим за замороженным йогуртом? Мне кажется, будет полезно съездить развеяться. Что скажешь?

Да.

Он улыбнулся шире, как будто снова понял меня.

Может быть, родители всегда знают, о чем думают их дети. Может быть, это какое-то шестое чувство. Я была благодарна папе за его сверхспособности.

Он ушел проверить, как мама, а я осталась сидеть на кровати в их комнате, позволив себе утонуть в мягкости матраса. Я легла на спину, свесив ноги с края кровати, и закрыла глаза. В последнее время мой слух все отчетливее улавливал каждый звук, который до меня доносился. Я слышала, как шелестят на ветру яблони на заднем дворе, как жужжит муха в ванной.

Мои глаза распахнулись даже раньше, чем слова слетели с губ Брукса. Я услышала, как он мягко подходит ко мне. Кельвин всегда ходил тяжело, будто шагая всем своим весом, а шаги Брукса были гораздо мягче, как будто он ходил по дому на цыпочках. Интересно, он всегда так ходил или начал двигаться так аккуратно только в последние несколько дней? Я бы солгала, если бы сказала, что никогда раньше не слышала звука его шагов. Интересно, сколько всего люди упускают из виду, когда слишком много болтают?

– У тебя все хорошо, Мэгги? – спросил он, стоя на пороге. Я не стала садиться, но наклонила голову в его сторону. Когда наши взгляды встретились, его грудь опустилась, а плечи округлились. Он стоял, засунув руки в карманы джинсов. – Кельвин и твой отец сейчас на улице, проверяют, как там твоя мама. Она попросила меня пойти домой, и я сказал ей, что уйду, но я не мог не заглянуть к тебе. Я могу что-нибудь для тебя сделать?

Я пожала плечами. Он нахмурился.

– Можно войти? – спросил он.