По темной стороне - Купава Огинская

Мочалки на ножках, как я их обозначила, радостно ощерились острыми треугольными зубами, растянув свои широкие пасти в подобии улыбки.

– Не питаться, – строго оборвал их радость хищник.

Мочалки приуныли, но покорно потащили меня за собой. И пока меня тянули к двустворчатым дверям, увлекая прочь из зала, я все оборачивалась на хозяина этой мрачноты, продолжавшего неотрывно смотреть нам вслед.

Нехорошее выражение застыло на его лице. Задумчивое.

Словно он уже пожалел о своей затее и раздумывал над тем, как бы попроще от меня избавиться.

Глава 2

Нервотрепательные прогулки

В черном-черном городе, на черной-черной улице жил черный-черный мальчик…

Это я к чему? Домик у хищника был большой, не домик, а целый дворец. Хотя скорее замок. Мрачная, холодная громадина. Много свободного пространства, которое невозможно увидеть из-за наползающей со всех сторон темноты, но которое чувствуется в буквальном смысле кожей.

Следуя за мочалками по коридорам, я опасливо крутила головой, чувствуя, как меня нежно обнимает паранойя. Казалось, что из каждого угла за мной кто-то наблюдает.

Протащив по трем коридорам, четырем лестницам и небольшой галерее, мочалки дотащили меня до черных дверей. Красивая латунная ручка легко скользнула вниз, покорная желанию тощей когтистой лапы. Дверь бесшумно открылась, и меня затолкали в темную и мрачную, очень гармонично вписывающуюся в общий интерьер замка комнату.

Большая кровать с балдахином (постельное белье, разумеется, черное), кресло и столик у забранного тяжелыми шторами окна (все черное, а кто бы сомневался? ).

Отделанные деревом и шелком стены (черное, черное… серое? !).

Две двери, нарушая гармонию, не чернели, сливаясь со стеной, а серели темным, очень глубоким угольным цветом.

«Р-р-разнообразие», – невольно умилилась я.

За первой серой дверью притаилась пустая гардеробная, за второй – ванная.

– Я так понимаю, это наступила самая черная полоса в моей жизни? – спросила я у мочалок. Переглянувшись, они решили считать вопрос риторическим и не отвечать на него.

Признаться, если это и была самая черная полоса, то меня она полностью устраивала.

Мне притащили безразмерную, но очень мягкую и теплую сорочку стандартно-черного цвета, какие-то баночки с шампунем, резко пахнущим мылом и чем-то еще, кремообразным и подозрительным. Потом покорно ждали полчаса, пока я вымоюсь, страдальчески рассматривая изрезанный живот и стараясь не потревожить кровавую корочку, непривычно быстро образовавшуюся на месте ран.

После водных процедур пострадавший живот был старательно обмазан какой-то черной пастой и основательно забинтован. И только после этого меня накормили.

Кусок едва прожаренного мяса трогать я не стала, зато единолично схомячила все пять булочек, мягких и еще теплых, с аппетитом съела суп и даже вылизала тарелку под удивленными взглядами мочалок, а потом еще и чаем все это залила, накидав сразу в чайничек целых четыре ложки сахара. Пол-литра чая приятным теплом растеклось по уже съеденному.

Многие, наверное, после такого стресса не смогли бы и крошки в рот взять, а у меня, наоборот, после каждой нервотрепки просыпался просто зверский аппетит. Я ела как не в себя, чем всегда очень удивляла родителей и поражала друзей.

Вот и сейчас, блаженно растянувшись на кровати, чувствовала, как приятная сытость вытесняет охватившее меня напряжение. Главное, что сектантам я не досталась, а уж с хищником как-нибудь разберусь. Раз сразу не убил, значит, есть все шансы дожить до пенсии.

С этой оптимистичной мыслью, под утробное ворчание мочалок, деливших несъеденное мною мясо, я и уснула, даже не подозревая, что сейчас вот так же они могли грызться и за мое мирно спящее тельце, не защищай меня приказ их хозяина.

* * *

Девять уделов, три из которых, самые большие и богатые, – это Мглистый, Талый и Туманный. Остальные не имели своих названий и на карте обозначались именем того, кто ими владел.

Земли Темных от земель Светлых отделяла Сумеречная зона, серебристая лента на карте, разделяющая материк на две части. Светлая империя, в отличие от Темных земель, была больше похожа на лоскутное одеяло. Там не было уделов, зато были домены и доли. Очень много доменов на светлой стороне и очень много долей в каждом домене.

Я покрутила карту, любуясь тем, как серебрится на свету линия Сумеречной зоны.

Подробная, очень красивая и полезная карта, тем не менее, казалась неполной. В смысле, материк на ней был весь, и даже названия четырех морей и одного океана, омывавших его берега, указывались, но дальше была только темнота. Словно за пределами этого материка мира и не существовало. Меня это смущало, но набраться смелости и расспросить обо всем хищника я так и не смогла.

Неделю я жила в его замке, ела его еду и терроризировала его мочалок, но так и не узнала даже его имени.

Изучая библиотеку в сумасшедшей надежде найти способ вернуться домой, я почти не вспоминала хозяина всех этих богатств. А ведь одна эта библиотека сама по себе была богатством. Здесь были тысячи, сотни тысяч книг. Иногда мне казалось, что даже миллионы.

Первые дни я боялась заходить очень далеко, прекрасно понимая, что могу просто не найти дороги назад и потеряться среди стеллажей.

Но потом осмелела и уже давно перестала бояться, так как знала, что мочалки меня найдут в любом случае, у них просто не было другого выбора.

Теперь я стала их единственной работой.

Каждый вечер, возвращаясь в свою спальню с больной головой и словно разбухшими глазами, которым было очень тесно в глазницах, я обессиленно заваливалась на кровать, почти сразу засыпая.

Сон, как правило, был один и тот же. Я возвращаюсь домой, мирюсь наконец с родителями и выхожу замуж за их Костеньку. Все хорошо, все счастливы, год холодной войны позади, а я быстро забываю весь этот кошмар.

Зачем я вообще спорила? Ну захотели родители, чтобы я в двадцать лет замуж вышла, а через годик осчастливила их внуками, ну так и что? Это только маме разрешено в тридцать лет первого ребенка рожать, а мне пора бы и о семье подумать, так как дорогая родительница уже внуков хочет.

Диплома бакалавра достаточно, убеждали меня дорогие родственники, сервируя стол перед приходом Костеньки. Зачем тебе магистратура, удивлялись они, расставляя салаты и нарезку. Детки – это счастье, вколотили они последний гвоздь в крышку моего терпения.