Седьмая чаша - Кристофер Джон Сэнсом

На дворе по-прежнему стоял холод, а небо оставалось пепельно-серым, хотя снега больше не было. Перед тем как отправляться за Роджером, я заглянул в свою контору и с удовольствием увидел, что в камине весело полыхает огонь. Барак и мой младший клерк Скелли трудились за письменными столами. Я снял отороченную мехом накидку и стал греть руки у огня. Поглядев на Барака, я заметил, что он чисто выбрит, но на его дублете не хватало пуговицы, а на груди виднелось подозрительное пятно – похоже, от пива.

«Интересно, где он шлялся всю ночь? » – подумал я и снова вспомнил о Тамазин.

Их дом располагался рядом с лавкой Гая, и я решил, что на обратном пути, захватив Роджера, загляну к ним, словно невзначай.

– Я заходил в канцелярию суда, – сообщал Барак. – Апелляция по делу Адама Кайта будет слушаться в следующий вторник, тогда же, когда и дело Коллинза.

– Хорошо.

Меня так и тянуло посоветовать ему почистить дублет, но не хотелось, чтобы мои речи напоминали нравоучения сварливой старухи. Кроме того, я знал: у Барака хватит ума явиться на судебное заседание в незаляпанной одежде. Я быстро просмотрел новые документы, поступившие из суда, и снова набросил на плечи накидку.

– Я собираюсь отвести мастера Эллиарда к Гаю, – сообщил я.

Барак внимательно разглядывал что-то за окном.

– Что это там со старым мерзавцем Билкнэпом? – с любопытством спросил он.

– С Билкнэпом?

Я подошел и тоже посмотрел во двор.

– Похоже, он вот-вот откинет копыта.

Мой старинный недруг сидел на лавке возле все еще замерзшего фонтана. На снегу рядом с ним лежал ранец. Даже на таком расстоянии в глаза бросалась нездоровая бледность его худого лица.

– Действительно, что это с ним? – удивился я.

– Говорят, он уже не первую неделю болеет, и с ним постоянно приключаются обмороки, – сообщил Скелли из-за своего письменного стола.

– То-то мне показалось, что во время спектакля он выглядел неважно.

– Надеюсь, все-таки ничего серьезного, – пробормотал Барак.

Я загадочно улыбнулся:

– Мне пора идти.

Покинув их, я двинулся через Гейтхаус-корт. Чтобы добраться до жилища Роджера, нужно было миновать фонтан. Билкнэп не шевелился. Его худое тело буквально утонуло в богатой шубе, подбитой мехом куницы, но, даже несмотря на столь теплое одеяние, погода не располагала рассиживаться на лавке.

Поравнявшись с ним, я остановился.

– Брат Билкнэп, – окликнул я его, – с вами все в порядке?

Он бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвел глаза в сторону. Этот человек вообще не выносил прямых взглядов.

– У меня все прекрасно, брат, – процедил он. – Просто решил присесть ненадолго.

– Вы уронили ваш ранец. Он промокнет.

Билкнэп наклонился и поднял ранец. Я обратил внимание, что у него трясутся руки.

– Уходите! – сказал он.

Меня удивило то, что он выглядел испуганным.

– Я лишь хотел помочь, – сухо пояснил я.

– Вы? Помочь мне?

С его губ сорвалось насмешливое кудахтанье. Он поднялся с лавки и поплелся прочь. Я покачал головой и пошел своей дорогой.

Роджер был у себя в приемной. Он держал в длинных пальцах письменное показание, изучая его при свете свечи, поскольку день был пасмурным.

– Подожди минутку, Мэтью, – с улыбкой попросил он.

Дочитав документ до конца, Роджер с довольным кивком передал его клерку.

– Отличная работа, Бартлетт. Очень хороший черновик. А теперь, Мэтью, пойдем повидаем эту твою клистирную трубку. – Мой друг нервно улыбнулся. – Я вижу, ты надел сапоги для верховой езды. Очень предусмотрительно. Я тоже переобуюсь, чтобы не погубить хорошие туфли в снежной каше.

Он захватил свои башмаки из крепкой старой кожи, которые часто носил, и мы пошли к конюшням.

– Обмороков больше не было? – осторожно поинтересовался я.

– Нет, слава богу.

Роджер глубоко вздохнул. Я видел, что тревога не отпускает его.

– У тебя сейчас много работы? – спросил я, чтобы отвлечь друга от грустных мыслей.

– Так много, что у меня не хватает рук.

Роджер был несравненным специалистом в области ведения судебных дел и по возвращении в Лондон в значительной степени упрочил свою и без того блестящую репутацию.

– Сегодня, после того как мы вернемся от доктора, мне нужно повидаться с одним клиентом, дело которого я буду вести «про боно» [10 - «Про боно» (от лат. pro bono publico – ради общественного блага) – безвозмездное оказание профессиональной юридической помощи благотворительным, общественным и иным некоммерческим организациям, а также частным лицам, которые не могут подобную помощь оплатить. ].

Роджера окликнул женский голос, и мы обернулись. К нам спешила Дороти в одном домашнем платье, неся в руках что-то, завернутое в клеенку.

– Ты забыл это, – сказала она.

Роджер покраснел и взял из рук жены загадочный предмет.

– Это его моча, – чистосердечно пояснила женщина. – Для доктора.

Роджер смущенно улыбнулся и пробормотал:

– Ну что бы я без нее делал?

– Забыл бы где-нибудь собственную голову, муженек, – ответила Дороти и поежилась.

– Возвращайся в дом, дорогая, – сказал Роджер, – а не то тебе тоже понадобится доктор.

– Уже иду. Счастливо, любовь моя. До свидания, Мэтью. Приходи к нам отужинать на следующей неделе.

Она повернулась и пошла к дому, обнимая себя руками от холода.

– Ненавижу обманывать ее. Она все еще думает, что у меня какие-то нелады со сварением желудка. Но я не хочу сильно ее тревожить.

– Я знаю. Пойдем, и постарайся не уронить свою драгоценную ношу.

Пока мы неторопливо ехали по Чипсайду, Роджер был погружен в свои мысли и потому неразговорчив. Торговцы складывали лотки, убирали товар, и нам приходилось то и дело лавировать между разбросанными по дороге пустыми коробками. В опасной близости от копыт наших лошадей воробьями суетились босоногие мальчишки в лохмотьях, подбирая с земли гнилые овощи – остатки прошлогоднего урожая, выброшенные торговцами. У раздаточной станции водовода опять собирались нищие. Один из них, размахивая палкой, на которую был насажен кусок протухшей свиной грудинки, вопил во все горло: