Бой после победы - Александр Тамоников

Закурив, Горшков вышел из дома. Направился к Тихонку. Проходя мимо усадьбы Володина, увидел жену Карасика.

Та ухмыльнулась, поклонившись:

– С возвращением, участковый, глаза б мои тебя не видели!

Николай остановился:

– Ты чего рычишь, Нинка?

– Да ничего! Подвел мужа под монастырь? А ведь я ему говорила, не связывайся с Коляном, коварный он человек! Как змея коварный. Не послушался. Хорошо, хоть потом допер, что к чему.

– Ты это о чем, Нина?

– Ни о чем! Дураком-то не прикидывайся.

Во двор вышел Карась, спросил супругу, не глядя на улицу:

– Ты чего, сама с собой гутаришь, что ли? Крыша поехала?

– Ага, поехала! С нашим Коляном не только крыша поедет, но и все остальное!

Володин повернулся к Горшкову. Тот поздоровался:

– Привет, Мишка!

– А? ! Ты? Объявился? Здорово, коль не шутишь!

Николай предложил:

– Ты бы вышел на улицу.

Карасик согласился:

– Выйду! Тем более нам есть о чем побазарить.

Супруга сказала Володину:

– Не связывайся с ним, Мишка! От него одни гадости!

Но Володин прикрикнул на благоверную:

– Пошла домой!

Нинка взвилась:

– Чего-то? С каких это пор я на своей усадьбе не хозяйка?

Но Михаил прикрикнул на жену громче и грубее:

– Послушай, ты, лахудра! Я что сказал? Или не поняла? Может, мне тебя, как овцу безмозглую, прутом в избу загнать?

Нина воскликнула:

– Дурак ты, Мишка! Истинный дурак!

Но в дом ушла. Володин вышел на улицу:

– Где был-то, участковый?

– На море отдыхал!

– Заметно! Людей подставил, сам свалил. А че говорил, когда пасли вице-губернатора? За все сам отвечу, вы лишь только в протоколе распишитесь. Расписались сдуру. А потом твои менты нагрянули! К Рудину, между прочим, тоже. Майор так прижал, думал, кранты!

Николай выбросил окурок:

– Ты понятней объясняться можешь?

– А что те непонятно? Майор посадил за стол и спрашивает: подписывал протокол? И бумагой исписанной перед мордой машет. Я в непонятке, какой протокол? Он и кинул мне лист, где ты расписал все про браконьерство Комарова. Отвечаю, подписал. А он мне знаешь что? Приговор ты, идиот, себе подписал! И тут же добавил: не хочешь на зону за дачу ложных показаний против лица государственной важности, пишешь бумагу, что это участковый тебя заставил подписаться! Не пишешь – едешь с нами!

Горшков все понял:

– И ты, конечно, накатал нужную майору бумагу.

Карасик повысил голос:

– А что мне было делать? Страдать за тебя? Да на хрена ты мне сдался опосля того, как промысла доходного лишил? Написал!

– Ясно! Что ж, с тобой все ясно! Иди, ты мне больше не нужен! Я с подонками не общаюсь! А ты, Мишаня, подлец!

Николай повернулся, сделал несколько шагов, Володин окрикнул его:

– Погодь, Колян!

Лейтенант обернулся:

– Чего тебе еще?

Карась подошел к участковому:

– Я сейчас тебе со зла наговорил. А в бумаге насчет принуждения ни словом не обмолвился. Хотя ты и лишил меня работы, но в ментовку не сдал. Написал, что ты попросил быть понятым. Ездили на опушку у переката. Видел вице-губернатора и охрану. И все! Никаких сетей, никакой проститутки.

– Короче, Комаров просто отдыхал на берегу реки?

– Да!

– Что дальше?

– Ничего! Написал, что ты, как привез к перекату, ушел куда-то и объявился под утро с протоколом!

Николай повторил:

– Ясно!

Володин взглянул на Николая:

– Все ж не чужие!

– Да, Мишаня, не чужие, но и не свои! Иди к своей Нинке! Пусть заява под диктовку на совесть твою ляжет тяжелым грузом.

– Недоволен? Ну и черт с тобой! Тоже нашлась фигура! Со своими мусорами сам воюй, а меня оставь. Я в ваших разборках не участник. И потом, я предупреждал тебя, если прижмут власти, от показаний откажусь! Так что плевать хотел на твои претензии, понял?

Николай сжал зубы, процедив:

– Пшел вон, червь навозный! Не доводи до греха!

Поняв, что Горшков представляет угрозу, Володин посчитал за лучшее быстренько скрыться в своей усадьбе. Николай плюнул ему вслед, повернулся и продолжил движение к усадьбе Тихона.

Тот, по обыкновению, ковырялся с какой-то железкой во дворе. Самое интересное и занимательное заключалось в том, что в этих железках, будь то мотоблок, насос для полива воды или просто велосипед, Тихонок совершенно не смыслил ничего. Разберет, бывало, какой механизм, осмотрит внутренности, поменяет какую-нибудь прокладку или манжету, соберет агрегат, а в итоге результата ноль. Механизм как не работал, так и не работает. Да еще куча мелких запчастей после сборки остается. Но невзирая на это, он продолжал заниматься ремонтом. Уж больно нравилось копаться другу Горшкова в разных железках.

Николай остановился у калитки, глядя, как Рудин чинит утюг. Тот настолько был занят работой, что не заметил товарища. Пришлось окликнуть:

– Бог в помощь, Тихон!

Рудин повернулся:

– Колян? ! – И, отбросив утюг с инструментом, к которым сразу потерял всякий интерес, пошел навстречу другу: – И где ж ты столько времени прохлаждался? Вышел в отпуск и пропал к чертовой матери!

– В Ростов ездил, командира бывшего проведал.

– Это того, изувеченного?

– Его самого!

– Что ж, дело нужное, я бы сказал, обязательное! Да что мы у забора стоим? Пошли в хату! Моя к родственникам ушла, посидим, как люди.

Николай прошел за Тихонком. Устроились на кухне. Рудин выставил на стол бутылку водки, нехитрую закуску, в основном собственного приготовления. Выпили по сто граммов.

Николай спросил:

– Слышал, в мое отсутствие к тебе гости из милиции заезжали?

– Карасик, что ли, успел доложиться?

– Угадал.

Рудин вздохнул:

– Было дело, Колян! Как раз в четверг… или пятницу? .. Да какая разница? Скажу одно, виноват я перед тобой! Никогда раньше не подводил, а на этот раз подвел!