Платье королевы - Дженнифер Робсон

– И не важно, какая жара стоит на улице, как сильно они устали, и как у них болят ноги, им придется натягивать улыбки и притворяться, будто нет ничего более захватывающего, чем перерезать ленточку и объявлять, что в крошечном городке на задворках мира теперь есть мост или парк, названный в честь их отца. Если это не работа, то что тогда? Я бы ни за какие деньги не поменялась с ними местами… Разве только в обмен на уголь, чай и электричество для всего мира.

– Конечно, поменялась бы, не глупи. Ты явно не в себе, если не хочешь быть богатой, как принцессы.

– Против богатства я ничего не имею. Но чтобы меня узнавали, куда бы я ни пошла, и следили за каждым моим шагом? Постоянно бояться нарушить этикет или сказать что-нибудь не так? Нет уж, увольте.

– Согласна.

– Я слышала на работе, как портнихи и продавщицы жаловались на состоятельных клиентов. Грубияны среди них не редкость. Придираются к любой мелочи, а сами никогда спасибо не скажут, вечно ходят недовольные. Определенно никто из них не пришлет подарки девушкам из мастерских. В отличие от принцесс и королевы. Вот им чувство благодарности не чуждо.

– Справедливо, – признала поражение Милли. – Тогда давай станем миллионершами, чтобы проводить зимы на юге Франции или итальянском побережье. Нас с тобой, загорелых и счастливых, будут путать с американскими кинозвездами.

Энн невольно улыбнулась, представив, как они с Милли раздают автографы.

– Разве это не сказка? Запросто взять и сесть на поезд или на корабль, отправиться в далекую страну… Увидеть из окна поезда что-нибудь кроме серого неба, покрытого копотью кирпича и застывших под снегом деревьев.

– Или не очень далекую. Мне хватит и пяти дней у моря.

Разговор стих – надо было убирать со стола. Чтобы у Энн не загрубела кожа на руках, мытьем посуды занималась Милли. К половине восьмого они уже закончили.

– Может, разжечь огонь в гостиной? Всего на часок? – спросила Милли.

– Хорошо. Только небольшой. Я проверила ящик с углем – он почти пуст. И одному богу известно, придет ли к нам угольщик на этой неделе.

– Я сделаю совсем крошечный огонек, мы сядем поближе к камину, и я тебе почитаю. По дороге домой я купила в газетном киоске новый журнал.

Милли сдержала слово, огонь в камине едва теплился, однако в гостиной стало на пару градусов теплее. Завершение недели вышло приятным: прикрыв глаза и чувствуя, что ноги наконец согрелись, Энн сидела в удобном кресле и слушала один из романтических рассказов, которые так любит ее невестка.

Милли и Фрэнк поженились всего за несколько месяцев до его гибели – одной из ужасных, бессмысленных смертей во время «Блица», мысли о которых все еще ранили Энн, когда она позволяла себе об этом думать. Ее брат даже не был пожарным, лишь смотрителем на вышке, но, когда из-за бомбы загорелась ближайшая фабрика, он ни секунды не колебался – бросился в огонь искать выживших, да так и не вышел из здания.

А Милли еще слишком молода: ей двадцать шесть, на год старше Энн. До замужества она любила ходить с друзьями в кино или на танцы, а теперь вынуждена коротать пятничный вечер за чтением вслух у камина.

Если уж на то пошло, а когда сама Энн в последний раз развлекалась? Возможностей хоть отбавляй: девушки с работы почти каждую пятницу ходили в танцевальные залы Вест-Энда. На приглашение Энн всегда отвечала «нет, спасибо, в другой раз». Эту привычку она приобрела, когда еще была жива мать, и если Энн изредка спрашивала разрешения провести вечер вне дома, в ответ неизменно получала нравоучительную лекцию. «С тем же успехом деньги можно просто выбросить. Платье, туфли, помада, а еще закуски и коктейли, к которым не дай бог привыкнешь, – считала ее мать, загибая пальцы на огрубевшей от работы руке. – Я уж не говорю, что за вход нужно отдать почти шиллинг. И ради чего? Чтобы подпирать стену вместе с другими простушками? »

Конечно, мама вовсе не хотела обидеть Энн, она лишь пыталась закалить характер дочери. Рассказать, как безжалостен мир, особенно с бедными девушками. И действительно, вряд ли кто-то на танцах проявит к Энн искренний интерес, а верить в обратное было бы глупо и наивно.

Однако к Милли все это совершенно не относилось: она молода, хороша собой, и ее никак не назовешь простушкой. Почему бы Милли не сходить куда-нибудь повеселиться? Нужно всего ничего: симпатичное платье и немного ободряющих слов от Энн.

Работницам мистера Хартнелла позволялось с разрешения руководителя мастерской использовать выкройки для себя и даже забирать обрезки ткани и кое-какие материалы для отделки. Энн время от времени могла перешить воротник на блузе или заменить пуговицы на пальто.

Вот как она поступит. На следующей встрече «Женского института» она подыщет для Милли платье, а затем немного его переделает. Тогда останется лишь уговорить Милли пойти потанцевать с подругами. Может, она найдет нового кавалера. Может, прервется череда унылых вечеров за чтением журнала, и ее жизнь станет чуточку теплее и ярче.

Пробили часы на каминной полке. От огня осталась лишь пара искорок, и на Энн вдруг навалилась такая усталость, что не было сил подняться по лестнице в спальню. По крайней мере, завтра хотя бы не придется вставать на рассвете.

– Ступай к себе, – сказала она Милли. – А я принесу тебе грелку.

Оставшись на кухне в одиночестве, Энн ждала, пока вскипит чайник, и восхищенно смотрела на горшок с вереском. Весной она высадит его у дома, в крошечном, на одну цветочную клумбу, садике, зажатом между сараем и ящиком для угля. Во время войны Энн выращивала там более практичные растения: бобы, морковь, кабачки и картофель. Но в июне, после Победы, она высыпала в почву горсть семян календулы, которые ей дал сосед мистер Тилли. Следующей весной они снова взошли, и тогда Энн высаживала все больше цветов, пока каждый клочок земли не покрылся растениями, которые нельзя съесть.

Пусть Милли усмехается сколько хочет, для Энн этот вереск – настоящее сокровище. Подарок от самой королевы в качестве признательности за проделанную работу. Энн будет выхаживать вереск до конца зимы, а потом – если весна когда-нибудь придет – отыщет для него место на клумбе. От Балморала до Баркинга путь неблизкий, и садик Энн станет чудесным пристанищем после долгого путешествия.

– Тебе здесь будет хорошо, – сказала Энн вереску, касаясь кончиками пальцев его бархатных стеблей. Очнувшись от фантазий и слегка сконфузившись, она наполнила грелки для себя и Милли, выключила свет на кухне и пошла спать.

– 2 –

Мириам

Англия, Лондон

3 марта 1947 г.

Ее первым впечатлением навсегда останется серость – везде и всюду. Была середина дня, подступали сумерки, ледяной дождь отбивал дробь по стеклу. За окнами поезда тянулись унылые сельские пейзажи в свинцово-серых тонах, голые зимние поля и одинокие домишки, затем их медленно стали сменять сбившиеся в стайки здания и сплетения городских улиц. Тот самый город. Лондон.