В объятиях дождя - Чарльз Мартин

Возможно, ему не следовало есть это. Возможно, он ошибался. Возможно, лекарство находилось не в яблочном муссе. Но если нет, то где? А если он уже принял его?

– Матт, – прошептала она. – что ты хочешь получить на десерт, милый?

Ее второе любимое слово. Милый. Он сосредоточился на ее мягких темно-красных губах, на слабой напряженности в уголках рта, на долгом и-и в слове милый, и на легких тенях, залегших под ее выступающими скулами. Она приподняла брови, как будто желая поделиться секретом, который останется строго между ними, и спросила:

– Может быть, я съезжу в «Трюфель»?

Теперь она предложила ему жирную мясную кость. «Трюфель» был десертным баром, расположенным в нескольких милях от клиники, где кусок торта стоил восемь долларов и обычно мог насытить четверых людей. Мэтт кивнул.

– Шоколадное суфле с малиновой подливкой.

– Хорошо, милый, – с улыбкой сказала Викки и повернулась, собираясь уйти. – Встретимся через час в комнате для игр?

Он кивнул и посмотрел на шахматную доску. Викки была единственной, кто могла хотя бы соперничать с ним. Хотя, откровенно говоря, это почти не имело отношения к ее шахматному мастерству. Обычно Матт мог поставить ей мат в шесть ходов, но он часто затягивал игру до десяти или двенадцати, иногда даже до пятнадцати ходов. С каждым следующим ходом она постукивала ногтями по зубам и начинала нервно покачивать ногами, неосознанно потирая коленями и лодыжками. Хотя ее взгляд был сосредоточен на доске, она прислушивалась к происходившему под столом.

После ухода Викки Мэтт подошел к подносу, где она оставила ложку, взял ее и начал протирать бумажным полотенцем, смоченным в отбеливателе. Всего он истратил шесть бумажных полотенец. Часом позже он вышел из своей стерильной комнаты в коридор со своим шахматным набором. По пути в игровую комнату он опустил тридцатишестигаллоновый мусорный пакет в большой серый мусорный контейнер. Контейнер нужно было очистить, но Викки ожидала его, так что это могло подождать. Он вошел в игровую комнату, увидел Викки и понял, что ему придется отмывать шахматы после игры – каждую фигурку, – но дело того стоило, хотя бы ради того, чтобы слышать ее мысли.

* * *

В 17: 00 Матт закончил очистку своей комнаты, кровати, шахматного набора, зубной щетки, кнопок на часовом радиоприемнике и кнопок на своих шортах. Краешком глаза он снова взглянул на шоколадно-малиновое пирожное, политое густо-красным малиновым соусом, в окружении тарелок с жареным мясом, зеленым горошком и картофельным пюре. Голоса объединялись и становились громче, поэтому он понимал, что в его завтраке не было торазина. Несмотря на жаркое опровержение Викки, он должен был находиться в яблочном муссе. Матт опустился на колени, изучил картофельное пюре и подозрительно прищурился. После семи лет полного согласия с приемом лекарств собственные задние мысли удивляли его. Это был умственный процесс, обладавший силой, от которой он успел отвыкнуть. То, что он вообще мог обдумывать, стоит ли есть яблочный мусс и шоколадное пирожное, могло бы привести его в замешательство, если бы он уже не находился в замешательстве.

Наконец он посмотрел в окно и остановил взгляд на заднем крыльце рыбацкого кемпинга Кларка. Благодаря юго-восточному ветру он чуял запах подливки, жареной рыбы и картошки. Он почти ощущал вкус сырного гриттера и видел запотевший стакан чая со льдом. Матт был голоден, и, в отличие от его соседа дальше по коридору, его желудок не находился в аду. Он не ел уже целые сутки, и бурчание в желудке ясно давало понять об этом. Но – голод не голод – он приподнял поднос и принюхался к каждой тарелке, словно щенок, обнюхивающий незнакомую пищу. Потом он выпрямился, держа поднос на вытянутых руках, пошел в туалет, методично вывалил содержимое каждой тарелки в унитаз и решительно нажал рычаг слива.

Голоса одобрительно вопили, пока вода кружилась и исчезала в сливном отверстии. Через час Викки как бы невзначай зайдет к нему, заберет поднос и с улыбкой выйдет из комнаты. Но, несмотря на все эти ужимки, она узнает. Из-за видеокамер она знала практически обо всем, но теперь Матт не мог остановиться. Этот поезд не имел тормозов. Матт снова посмотрел на задний двор заведения Кларка. Задняя веранда была полна народу; коричневые бутылки «Будвайзера» сверкали, словно рождественские огни, официанты разносили огромные подносы с восемью-десятью тарелками, вклиниваясь между столиками, на которых уже громоздились курганы еды. В воде рядом с причалом плавали разгоряченные подростки, поставившие свои гидроциклы на прикол под летней верандой для восхищения обедающей публики. На заднем плане пестрое собрание моторных катеров с воднолыжниками, прогулочных шлюпов и рыбацких лодок ожидало своей очереди для подъема или спуска по воронкообразному лодочному пандусу. Мэтт знал, что даже после того, как зазвучат сирены, доктор Гибби схватит свой шприц, а поисковые группы выдвинутся в разные стороны, никто не заподозрит, куда он направился, – по крайней мере, не сразу. У него может оказаться достаточно времени.

Матт быстро подхватил свою поясную сумку и отправился в кабинет доктора Гибби, где взял со стола тиски для вязания мушек. Он также прихватил пакет на молнии, полный крючков, катушек лески и мелких поплавков из перьев и волос. Потом он быстро привязал один красный «Клозер», положил мушку на середину стола и запихнул тиски с пакетом в свою поясную сумку. Открыв верхний ящик стола, он забрал пятьдесят долларов из кассового ящичка, написал короткую записку, прикрепил ее к настольной лампе и вернулся в свою комнату. Записка гласила: Гибби, я должен тебе пятьдесят долларов плюс проценты. М.

Если он собирался в поход, то ему нужно было чем-то занять свои голоса, а они любили две вещи: шахматы и вязание мушек. Он сунул в поясную сумку свой компактный шахматный набор и семь брусков антибактериального мыла, каждый из которых был герметично запечатан в отдельный пакетик на липучке. Подрядчики с самого начала сконструировали окна таким образом, чтобы поднимать бесшумную тревогу на посту охраны, если окно открывалось больше чем на четыре дюйма. Но Матт разобрался с этой проблемой более шести лет назад. По ночам ему нравилось спать с открытым окном. Звуки, запахи, речной бриз – все это напоминало ему о доме. Он закинул левую ногу на подоконник и сделал глубокий вдох. Сентябрьское солнце опускалось за горизонт, и через час октябрьская луна поднимется прямо над задним двором.