Беззвездное море - Эрин Моргенштерн

Он смотрит на руку, ожидая увидеть кровь, но нет, это блестящая краска, подобно расплавленному золоту, капли скатываются с его пальцев.

А Дориан пропал.

Обернувшись, он видит, что там, где секунду назад была дверь, теперь стена из скальной породы. Закери хлопает по ней для проверки, оставляя на гладком темном камне золотые отпечатки ладоней.

– Дориан! – зовет он, но ответом ему только эхо.

Когда оно замолкает, наступает мертвая тишина. Ни скрипа ветки о ветку, ни отдаленного шелеста машин по влажному асфальту.

Закери зовет еще раз, и на этот раз даже эхо отзывается вполсилы, зная, что некому его тут услышать. Где бы это “тут” ни было.

Отвернувшись от заляпанной золотом стены, оглядевшись, он видит, что стоит на каменном полу какой-то пещеры. Винтовая лестница, вырубленная в скале, круглым колодцем ведет вниз, откуда сочится мягкий, теплый свет, как от костра, но не такой зыбкий.

Закери медленно идет к лестнице, оставляя за собой капли золотой краски.

Спустившись, он оказывается перед двойной дверью из золотистого металла. Безо всякого шва, заподлицо она встроена в скалу и по бокам освещена светильниками, подвешенными на цепи. Никакого сомнения, это лифт. Дверь покрыта сложным узором, в котором фигурируют пчела, ключ и меч, выстроенные в ряд вдоль борозды между створками.

Закери протягивает руку, чтобы потрогать ее, ожидая отчасти, что это очередная иллюзия, вроде рисунка по стене, но металл прохладный, узоры выпуклые, отчетливо ощутимые.

Вот он, знаковый момент, думает он, слова звучат в его голове голосом матери. Значительный. Переломный. Момент, который влияет на те моменты, что наступят потом.

У него ощущение, что лифт за ним наблюдает. Смотрит, как он поступит.

В “Сладостных печалях” никакие лифты не упомянуты.

Любопытно, что еще там не упомянуто.

И еще более любопытно, что стряслось с Дорианом.

Сбоку, под одним из светильников, видна не обозначенная ничем шестиугольная кнопка, окруженная золотой филигранью.

Закери нажимает на нее, и она зажигается ровным светом.

Раскатистый, низкий гул раздается откуда-то снизу, понемногу становясь громче. Закери отступает на шаг назад. Светильники подрагивают на своих цепях.

Шум резко прекращается.

Шестиугольная кнопка гаснет.

Тихий звон раздается из-за дверей.

И тут пчелка, ключ и меч разделяются надвое, поскольку двери лифта распахиваются.

Сладостные печали

… Время влюбилось в Судьбу

Пират рассказывает девушке не одну историю, как она попросила, а много историй. Они перетекают одна в другую, вбирают в себя обрывки потерянных мифов, забытых сказок, и все пересказанные чудеса переливаются между собой, пока не вернутся к двоим, которые стоят, глядя друг на друга через решетку, рассказчик и слушательница, и между ними нет больше ни одного невышептанного слова.

Молчание, упавшее после рассказа, долгое и тяжелое.

– Спасибо тебе, – тихо говорит девушка.

Пират принимает ее благодарность молчаливым кивком.

Скоро рассвет.

Пират выпутывает свои пальцы из волос девушки.

Девушка отступает от решетки. Прикладывает руку к груди и низко, грациозно кланяется пирату.

Пират отвечает ей тем же: склоненная голова, рука у сердца, формальное признание того, что их танец окончен.

Он медлит, прежде чем поднять голову, сколько можно растягивает момент.

Когда он поднимает глаза, девушка уже от него отвернулась и молча идет к стене напротив.

Рука ее зависает над ключом. Она не смотрит ни на охранника, ни на пирата. Это ее решение, и ей не нужна помощь, чтобы его принять.

Девушка снимает ключ с крюка. Старается, чтобы ключ не звякнул о кольцо, чтобы не стукнул о камень.

Она возвращается через комнату с ключом в руке.

Ни щелчок, когда ключ поворачивается в замке, ни даже скрип открытой решетки не будят охранника.

Никаких слов, когда девушка дарит пирату его свободу, и он ее принимает. В темноте они поднимаются по ступенькам и не говорят о том, что будет после. Что случится, когда они дойдут до верхней двери. Какие неизведанные моря ждут их за нею.

Но перед самой дверью пират притягивает девушку к себе и ловит своими губами ее губы. Нет между ними решетки, они сплетены на темной лестнице, и только Судьба и Время могут все усложнить.

Тут мы их и оставим, девушку и ее пирата, пирата и его спасительницу, соединенных в поцелуе, в темноте, перед тем как дверь будет открыта.

Но история их здесь не кончается.

Она лишь меняется здесь.

Другое место, другое время

Интерлюдия I

Новый Орлеан, Луизиана, четырнадцать лет назад

Почти уже рассвет. Сероватая дымка выдавливает темноту ночи в пользу пока еще не вполне дня, но свет с улицы в переулок все-таки проникает, и его более чем достаточно, чтобы малевать.

Малевать в полутьме ей не привыкать.

Воздух прохладней, чем она ожидала, а перчатки без пальчиков, митенки, годятся, чтобы держать кисть, но не греют. Поверх митенок она натягивает рукава своей толстовки, как можно дальше натягивает, марая обшлага краской, но те и без того запачканы, запятнаны цветовыми оттенками всех сортов.

Она проводит еще одну линию вдоль псевдодеревянных филенок, добавляя им четкости. В целом работа сделана и могла считаться законченной, еще когда ночь была ночью и даже не собиралась становиться рассветом, и можно было оставить ее как есть, но ей не хочется расставаться. Ей нравится то, что вышло, и, гордая собой, она хочет сделать это еще лучше.

Перебирает кисти, вытягивает самую тоненькую из тех, что веером торчат из конского хвоста ее густых волос, темных, с синими прядями, исчезающими в этом особенном освещении. Потом тихонько роется в рюкзаке, который стоит у ее ног, и меняет тюбик с серой, как тень, краской на тот, в котором золотистый металлик.

Деталировку она любит больше всего. Добавим тут тени, а тут положим отблеск, и плоское доселе изображение внезапно приобретает объем.

Тоненькая кисточка оставляет золотистые пометки на рукоятке меча, на бородке ключа, на полосках пчелы. Они мерцают во тьме, замещая собой гаснущие звезды.

Довольная тем, как выглядит дверная ручка, она снова меняет кисти. Остался завершающий штрих.