Группа специального назначения - Александр Тамоников

Виктор Буторин во франтоватой замшевой безрукавке увлеченно играл сам с собой в маленькой бильярдной комнате. Монотонно стукаясь друг о друга, шары валились в лузу.

– Приветствую, Максим Андреевич. – Он отложил кий и протянул руку. – Разминаюсь, так сказать. Хотел ударить пару раз, но увлекся…

– Во внутренней тюрьме таких развлечений не подавали, – усмехнулся Максим. – Сами летали, как эти шары… – Он поморщился: ведь дал же себе зарок забыть о прошлом, не держать обиды!

– Это верно, – смущенно улыбнулся Буторин. – Прочие удовольствия были в избытке, а вот этого не было…

– Добрался без происшествий?

– Так точно, – кивнул Буторин. – На патруль нарвался – перекресток оживленный, из-за угла вывернули – и сразу на меня. Не в драку же бросаться. Все в порядке, документы проверили, отпустили. Наши где-то заплутали, не видать их еще.

– Кажется, подтягиваются… – Максим вытянул шею, прислушался. Издалека доносились знакомые голоса. Сосновский и Коган беседовали с Екатериной. Буторин неохотно расстался с кием, мужчины покинули бильярдную.

Вся компания была в сборе, крупных происшествий по мере выдвижения не отмечено. Все в гражданском, бледные, напряженные, еще не отошедшие от потрясений последних месяцев, но уже – другие люди. В глазах решимость, плечи распрямились. Козырять было глупо. Мялись, застенчиво посмеивались, обменивались рукопожатиями. Не остался без внимания взгляд Екатерины Черемых: женщина явно знала, что за публика собралась в доме первого секретаря.

– Все на завтрак и по комнатам, – распорядился Максим. – Помыться, побриться, привести себя в порядок. По возможности отдохнуть. Быть готовыми через полтора часа. Михаил, ты когда успел барахлом обрасти? – Он с насмешкой уставился на увесистый чемодан Сосновского. Хотел добавить: «Ведь четвертый день как из камеры», – но вовремя прикусил язык.

– Да вот, прикупил кое-что, Максим Андреевич… – щеки парня покрылись румянцем. – Из одежды, из еды на черный день…

«А у нас ведь нет дома, – мелькнула мрачная мысль, – ни родных, ни жилья, ни прошлого с будущим. И сами мы никто и звать нас никак, какой смысл в этих личных вещах, если в любой момент можем загреметь обратно? »

– Намекает он нам, Максим Андреевич, – оскалился Коган, – что жизнь – не самая плохая штука.

Разошлись – кто в столовую, кто по комнатам. На лестнице Максим столкнулся с женщиной – и действительно чуть не испугался! Стройная, в длинном платье, с распущенными волосами – особа не первой молодости, но весьма грациозная и женственная. У нее было мучнистое лицо, сразу подумалось о ее здоровье. Максим учтиво поздоровался, дама кивнула. Возможно, пребывание посторонних на своей территории ее не радовало, но перечить мужу она не могла. Впрочем, сперва бегло глянув на гостя, она взглянула на него еще раз – уже с оттенком заинтересованности.

– Анастасия Львовна? – тактично склонил голову Шелестов. – Здравствуйте и – всяческие извинения за причиненные неудобства. Павел Егорович о вас рассказывал.

– Правда? Много? – Дама остановилась, пытливо вглядываясь в глаза собеседника. У нее было приятное лицо, если не замечать скопления мелких морщинок.

– Нет, совсем немного.

– Хорошо. – Она кивнула. – Никаких неудобств, товарищ. В этом доме всем ведает Павел Егорович, на меня не обращайте внимания. Вы выглядите усталым.

«Да, устал немного за последние полгода», – подумал Шелестов.

– Дальняя дорога, Анастасия Львовна. Всего вам доброго. – Он раскланялся и направился наверх, в отведенную ему комнату.

Комната была небольшой, уютной, с одноместной кроватью и отдельной душевой. Шкаф, два стула, репродукция картины Шишкина. На шкафу почему-то валялся пыльный буденовский шлем с нашитой звездой.

Он яростно оттирался под душем, облачался в чистую одежду. Спать не стал, хотя на тумбочке стоял громоздкий будильник. Потом мялся у окна, не трогая занавески, – в этом и не было необходимости из-за прозрачного тюля. Высокий забор отгораживал улицу. Деревья над оградой закрывали соседнее здание – виднелась только крыша с непрозрачным слуховым оконцем. В плане безопасности его все устраивало.

Часть двора, беседка, пространство перед воротами. По свободному пятачку прохаживался старший лейтенант Тимашук, курил папиросу и стряхивал пепел на клумбу.

На крыльце возникла Екатерина Черемых. Спустилась, прошла на летнюю кухню, демонстративно не глядя на старшего лейтенанта. Тимашук бросил папиросу, раздавил ее носком ботинка, уставился отсутствующим взором на покачивающиеся бедра женщины.

Появилась Глафира, Екатерина едва не столкнулась с ней в дверях кухни. Разминулись, обменявшись сухими улыбками.

Максим покурил в форточку и отправился вниз искать кабинет первого человека в городе.

Телефонная линия работала безукоризненно. Майор ГБ Платов в этот час был на месте, лично принял доклад о прибытии группы в район выполнения задания.

– Хорошо, Максим Андреевич, постарайтесь и дальше без инцидентов. Все инструкции получите от Малютина. Повторяю: вы не должны засветиться. Вы помощники первого секретаря горкома – водители, курьеры, порученцы, мальчики на побегушках – и никто другой. Вы штатские лица. В армейские структуры – ни ногой, действовать только через посредников или офицеров связи – людей Малютина.

– Я понял, товарищ майор.

– Желаю удачи. Докладывайте каждый день. Будет повод – звоните чаще.

Шелестов плавно опустил трубку на рычаг, задумался. Со стены в кабинете добродушно смотрел отец народов, а также вдохновитель и организатор эпохальных побед. Рядом – портрет поменьше, Лаврентий Павлович Берия. Цепкие глаза за стеклами пенсне – мороз по коже. Этот взгляд он уже знал, даже ретушь и мастерство портретистов не могли его умалить. «Ошибочка вышла, Пал Егорович, – возникла интересная мысль. – Почему в кабинете первого секретаря горкома висит портрет наркома НКВД, а не тот же, например, товарищ Пономаренко? Дисциплинирует и заряжает? »

Из оцепенения его вывел шум на улице. Лязгнули створки ворот, во двор въезжала машина товарища Малютина…

В гостиной было тихо – двери и окна закрыты. Из сада доносились отрывистые звуки – водитель Акулов, плешивый и сутулый, запускал мотор на холостом ходу. Слышался голос Екатерины – женщина участвовала в процессе наладки двигателя (есть такие женщины). Далеко на кухне звякала посуда.

Члены группы сидели на кушетках, готовые к серьезному разговору. Малютин исподлобья разглядывал присутствующих. Первый секретарь был умным мужиком, не любил впустую тратить слова, все понимал и полностью владел ситуацией. Кто перед ним, он тоже знал. Но мысли человека на лбу не написаны. Что он думал о присутствующих? Матерые враги народа? Оступились, дали слабину, пошли на поводу у зачинщиков фашистского заговора и теперь получили шанс искупить свою вину? Невиновные, попавшие под молох, те самые щепки после рубки леса?