Миссис Всё на свете - Дженнифер Вайнер

– Папа! – окликнула Джо и распахнула дверь. – Не смотри! – велела она сестре, но та встала на цыпочки и заглянула ей через плечо.

Отец сидел на унитазе в штанах, прислонившись спиной к стене. Лицо его было ужасного лилово-серого цвета, глаза закрыты. Еще до того, как завизжала мама, Бетти поняла, что отец мертв.

Сара с девочками вернулись из больницы только в десять часов. Джо открыла незапертую впопыхах входную дверь, и на пол упала записка от Дональда Пауэрса, про свидание с которым Бетти совершенно позабыла. «Похоже, мы с тобой не так друг друга поняли. Позвоню завтра». Бетти долго смотрела и не понимала ни слова, словно те написаны на незнакомом языке или присланы из другой эпохи. Она сложила записку, убрала ее в карман и пошла на кухню вслед за матерью и сестрой. Джо налила в чайник воды, зажгла конфорку, достала три кружки и пакетики с чаем.

Именно Бетти позвонила оператору и попросила вызвать «скорую». Джо пыталась делать отцу искусственное дыхание, как их обеих учили в школе на уроках физкультуры. Медики, двое молодых людей в белых брюках и белых рубашках, велели ей выйти из комнаты и подняли тело Кена. Еще до того, как медики положили его на носилки и погрузили в машину – длинный белый Cadillac, удручающе похожий на катафалк, – Бетти догадалась, что все безнадежно. Они поехали следом за «скорой» в больницу, и им велели подождать в приемном покое. Джо, так и оставшаяся в кроссовках и шортах, беспокойно расхаживала по комнате взад-вперед. Бетти сидела на стуле в углу и придумывала истории: женщина, раскладывающая пасьянс, здесь потому, что ее дочь рожает, мужчина у торгового автомата привез сына, который прищемил руку дверцей машины. Сара расположилась на пластиковом стуле, скрестив ноги в лодыжках и положив сумочку на колени. Выглядела она совершенно нормально, если не смотреть ей в глаза. Когда молодой врач вышел и тихо сообщил матери скорбную весть, Бетти ожидала истерики, воплей и слез, однако Сара лишь кивнула, взяла сумочку и повела дочерей к машине.

Дома Сара неподвижно сидела за кухонным столом – лицо пустое, взгляд невидящий. Бетти вдруг поняла, что почти никогда не видела свою мать без дела. Если Сара не была на ногах, двигаясь от холодильника к плите, от плиты к столу – мыла посуду, готовила, складывала или гладила белье, – то непременно находила, чем занять руки. Бетти посмотрела сотни телевизионных передач, написала десятки сочинений и решила тысячи математических задачек под бодрое щелканье материных вязальных спиц. Но в тот вечер Сара просто сидела перед блокнотом и ручкой без колпачка.

Джо разговаривала с матерью непривычно нежным голосом и задавала вопросы, которые Бетти и в голову бы не пришли. «Нет, – отвечала Сара, – никаких планов у нас не было. Мы собирались…». С тех пор как доктор опустился перед ней на колени и сказал: «Мне очень жаль», голос матери постоянно прерывался на середине фразы. По пути домой Сара несколько раз начинала говорить что-нибудь вроде «Я должна убедиться, что там хорошая еда…» или «Как вы думаете, папе понравилось бы…». Девочки ждали, но она так и не заканчивала предложение. Именно Джо пришлось позвонить в синагогу Adath Israel, в похоронное бюро и в газету, чтобы заказать некролог. Бетти смотрела, как мама пьет чай и слушает разговоры по телефону. «Простой сосновый гроб» и «Мы привезем костюм, галстук и его таллит». Потом Джо набрала Линетт. «Простите, что звоню так поздно, миссис Боббек, но мой папа умер, и… Если можно, позовите Линетт…» Ответа Бетти не расслышала, зато представила, как миссис Боббек сокрушенно вздохнула и пробормотала: «Конечно, милая, мне так жаль». Бетти хотела позвонить Барбаре Симоно, Лоре Окс или Дарлин Конти, затем решила сообщить им утром. «Я – девочка, у которой умер отец», – подумала она, примеряя новую личность словно пару туфель. Когда она падала, катаясь на роликах, папа обрабатывал ее царапины перекисью водорода. Когда ей нужно было подстричь ногти, папа сажал ее себе на колени и подстригал сам. Когда она совершала какую-нибудь провинность, он ее шлепал по тухесу; впрочем, даже его шлепки выходили почти нежными. И хотя обычно на машине с ним каталась Джо, время от времени отец привозил Бетти какое-нибудь угощение – кусочек шоколадного торта или фирменного кекса из кондитерской Saunders. «Я – девочка, у которой умер отец», – снова подумала Бетти. Интересно, было ли ему больно или страшно, понимал ли отец, что происходит? ..

К двум часам ночи Сара уснула на диване в гостиной. Джо сняла с матери туфли, Бетти укрыла ее одеялом. Девочки по очереди почистили зубы и помылись, и Бетти гадала, трудно ли сестре находиться в ванной, как ей, или нет. Впрочем, выбора у них не было. Родители собирались пристроить к дому общую комнату или большую спальню с ванной, как Штейны из дома напротив, но так и не успели.

Бетти дождалась, пока Джо ляжет в постель, и прошептала:

– Что мы скажем людям про папу?

Джо повернулась набок.

– Ты о чем? – не поняла сестра. – Скажем, что умер. Хотя, наверное, все и так уже знают.

В понедельник утром они прикрепят к платьям черные ленты, и рабби разрежет их в знак утраты. Вернувшись с кладбища, Сара поставит возле входной двери миску с водой и рулон бумажных полотенец, чтобы скорбящие вымыли руки, прежде чем войти в дом. Все евреи знают об этом обычае и объяснят тем соседям, кто не в курсе.

– Я о том, где именно он умер.

Пружины кровати заскрипели – Джо снова повернулась к сестре.

– Неужели ты думаешь, что люди станут об этом спрашивать?

– Могут. – Бетти успела представить, как отреагируют школьные друзья и одноклассники, с которыми она не дружила, если узнают, что папа умер на унитазе. Она знала, что страдает ерундой, и все же Бетти очень заботило чужое мнение, в отличие от Джо. Сестре хватало Линетт и подруг по баскетбольной команде, она спокойно носила затрапезные джинсы и старые отцовские рубашки, не заботясь о том, что о ней думают окружающие, а вот Бетти была другой. Ее чужое мнение очень даже тревожило. Если люди узнают, что Кен Кауфман умер в туалете, они будут смеяться.

– Давай скажем, что он умер на полу? В принципе, так оно и было, ведь он лежал на полу.