Твой невидимый свет - Елена Смирнова

Монро опустила голову и посмотрела куда-то в угол. Зеркало разделило девушек на две части: в одной, с края дивана, отражалась Оксана, в другой – Монро и Ника.

Она продолжила:

– У меня был хороший муж, богатый. Мы жили в большом доме, у нас был свой большой сад, за которым ухаживали три милых женщины. Каждое утро водитель отвозил в офис, потом привозил обратно. Я даже особо не знала, что происходит у нас в стране, пока вся была в работе и готовилась к родам.

Она поменяла ноги и, не переставая их массировать, рассказывала:

– Я даже не знала, что он готовится идти в политику. Подозревала, что это все будут пешечные ходы, но у нас с этим шутки плохи. Туда лучше не лезть, там все давно устоялось, и ничего менять не будут. Но он был упертый. В общем, тогда я его последний раз и видела. Когда проезжала в машине, а он садился в свою. Он меня так и не увидел.

Монро оставила свое занятие и положила голову на руки.

– А дети? – подала голос с дивана Оксана.

– У меня была тройня, первая беременность. Не знаю, что случилось, но все родились недоношенными, гораздо раньше положенного. Может, из-за стресса, кто знает. У всех разные формы отставания в развитии. Денег надо было, а их нет. Все на муже. У меня были накопления, вот на них и жили. Те три женщины, которые за садом ухаживали, остались с детьми, я поехала сюда.

– А почему ты не могла устроиться бухгалтером там?

– А почему ты не можешь найти работу тут? Меня там все знали, и никто не хотел проблем, поэтому даже кассиром работать не брали. Убить меня не могли, поэтому только так могли издеваться.

Оксана кивнула в знак поддержки.

– Так что вот, поэтому я тут. Тут танцую и пою. Это, знаешь, – она улыбнулась и пришла в себя, возвращая улыбку на свое красивое лицо, – единственное, что мне сейчас приносит радость.

На этих словах, будто подслушивая, в комнату вернулась Тая.

– Так, рыбки мои, вы чего еще не готовы? Через два часа все начнется. Встаем! Нам еще Оксану готовить. Ты как там? Как голова?

– Не болит, глаза только немного, все как-то еще в тумане. Тая покачала головой и сложила руки на груди.

– Не подведи нас давай. Я обо всем договорилась, будешь сегодня танцевать на главной сцене. Да, сцен три: главная и две в отдельных комнатах.

– А вы где все будете?

– Рядом, рыба моя, мы все будем рядом.

Она жестом показала какое-то странное движение в воздухе, видимо означающее вот это вот «рядом», хлопнула в ладоши и позвала Монро. Та молча подошла к рейлу, сняла особый наряд, вручила его Оксане и вернулась обратно. Они с Таей о чем-то разговаривали, пока делали макияж.

– Славно, славно. Давай переодевайся, потом тебя накрасят. Как всегда, слышишь? – и, повернувшись обратно к Оксане, дополнила: – Ты очень красивая, тебе пойдет этот наряд.

На этих словах она снова вышла из комнаты.

Оксана еще раз оглядела то, в чем сегодня будет танцевать. Держа в руках белье, а иначе это никак не назвать, пыталась вспомнить, когда надевала такую красоту в последний раз. Вроде это было где-то в начале отношений, когда она хотела удивить Эда чем-то необычным и купила в магазине комплект красного белья. Вечером пришла раньше него домой, переоделась и планировала так его встретить. По плану все было идеально, но по факту… Открыв дверь, Эд закатил сцену ревности. Он решил, что Оксана изменяла ему прямо перед его приходом, с силой снял с нее белье и изрезал все на тоненькие малюсенькие лоскутки.

Выглядел он безумным, а Оксана тогда впервые столкнулась с его обратной, скрытой стороной личности. С тех пор он запретил ей носить такое белье, чтобы быть спокойным, что она ни с кем не изменяет. Поэтому она даже в магазины боялась заходить и примерять что-то красивое. Все белье заказывал он ей по каталогам. А если она себе что-то покупала без его разрешения, то это все также уничтожалось. Все это он делал, как говорил, потому что заботился о ее здоровье и переживал за атмосферу в семье.

Оксана повода никогда не давала. Всегда была приличной девочкой, потому что бабушка говорила, что только таких берут замуж. Что нужно терпеть, молчать и не перечить мужчине. Удивительно, что бабушка жила совсем не по этим правилам, но почему именно эти постулаты она вбивала голову юной Оксане?

Вся ее жизнь была для других, она выглядела и вела себя как чопорная старая дева. О сексе узнала из книжек, потому что у бабушки стыдно было такое спрашивать. Потом появился интернет, и сексуальный мир изменился в ее воображении, но все равно многое она себе позволить не могла.

Самое отвязное, что она делала в своей жизни, пожалуй, это была покупка того красного белья. Как ей было стыдно зайти в тот магазин, купить вот это кружевное прозрачное, и примерно такое же ей предстояло надеть сейчас. Но она не могла. В голове все еще звучал крик Эда, и Оксана даже машинально сгорбилась, как обычно это делала во время ссор. Может глупо, но ей казалось, что если сейчас это наденет, то сделает что-то ему назло. Сделает по-своему, по-взрослому. Как ребенок, который начинает проявлять характер.

– Оксана, ты готова? – Ника обернулась, подкрашивая губы.

Оксана была готова. Будто кто-то снял ее жизнь с автопилота, она, наконец, начала принимать решения самостоятельно. Не думая о последствиях. Решение приехать в Москву было все же не ее. Это следствие обстоятельств, в которые загнал ее Эд. И поиски работы – это тоже следствие. А вот согласиться на такое безумие, надеть почти ничего и в таком виде танцевать на сцене, – уже решение взрослого человека. Оксана сняла куртку и прямо там, при девочках, начала переодеваться.

Хоть снаружи она выглядела уверенной и сосредоточенной, внутри сгорала от стыда. Она старалась не смотреть на себя, но отражения, как в комнате смеха, то тут, то там так и показывали ее в разных ракурсах. Фигуру свою она ненавидела. Исправить что-то в себе не решалась, так как была заложницей ревности Эда, и любые попытки начать качать пресс воспринимались как обоснованный повод закатить истерику и не разговаривать неделю.