Перекресток - Юрий Слепухин

На увитой диким виноградом веранде уже сновали дежурные, расставляя по столам чашки и корзинки с хлебом для четырехчасового чая. Таня еще издали увидела лежащую на углу крайнего стола, около входа, знакомую фуражку с черным околышем. Владельца ее не было видно из-за винограда.

Она взлетела по ступенькам, готовясь наброситься на Дядюсашу, и вдруг замерла, – это оказался вовсе не Дядясаша, а какой-то совершенно незнакомый ей худой лейтенант с пышной шевелюрой завидного черного цвета. Лейтенант улыбнулся и встал.

– Это вы будете – Николаева Татьяна? – спросил он с твердым кавказским акцентом.

– Угу, – растерянно кивнула Таня. – А вы… ко мне?

– Лейтенант Сароян, – вместо ответа представился гость, протягивая ей руку.

Таня пожала ее, по-мальчишески тряхнув головой.

– Вы не от Дядисаши? – просияла она вдруг, только сейчас догадавшись.

– Так точно, от него. Он просил заехать – я сейчас в Баку еду, и у меня еще в Кисловодск есть одно поручение, обязательно нужно сделать – очень просили. Так что вы сейчас собирайтесь, поедем вместе.

– Куда, в Баку? – Таня нерешительно сморщила нос.

Лейтенант засмеялся:

– Зачем так далеко, – в Кисловодск, понимаете? У меня поручение есть: один наш командир раненый лежит, а жена в Кисловодске и ничего не пишет. Просил заехать, спросить, почему не пишет. Поедем вместе, я вам про Александра Семеновича расскажу, а вечером привезу обратно. Согласны?

– Еще бы! – воскликнула Таня и вдруг погасла. – Но только… я думаю, ничего из этого не выйдет – нам ведь нельзя так просто взять и уехать, нужно разрешение брать у заведующей, а она… я боюсь, она не даст. Она страшно строгая, ужасно.

– Э, я уже с ней поговорил, не думайте. Она только сказала, чтобы не слишком поздно. Чтобы обязательно к восьми были здесь.

– А, ну тогда хорошо! – опять просияла Таня. – Неужели вы так из самой-самой Монголии и приехали?

– Из Монголии, – улыбнулся лейтенант.

– Ох как интере-е-есно… так когда мы едем?

– Когда захотите, у меня здесь машина.

– Ага… ну, тогда я сейчас, только переоденусь. Вы самураев видели? Правда? Ой-ой-ой… ну хорошо, вы подождите минутку, я сейчас… потом вы мне все расскажете…

Таня бегом вернулась в спальню и начала тормошить Людмилу.

– Люся, вставай сейчас же, слышишь! Приехал лейтенант от Дядисаши, из Монголии – давай мне свою парадную юбку, плиссированную, быстро! – я сейчас с ним еду в Кисловодск – а то я свою еще не зашила…

Людмила приподнялась на локте:

– От Александра Семеновича, серьезно? И что он рассказывает?

– Не знаю, я еще не говорила… где юбка, Люся? – нетерпеливо крикнула Таня, выбрасывая из тумбочки Люсины вещи.

– Вон, внизу. Сложи все аккуратно, как было, слышишь ты?

– Ой, Люсенька, сложишь потом сама, мне же некогда.

За окнами резко запел сигнал горниста – мертвый час окончился. Девочки окружили Таню, забрасывая ее вопросами. Все знали, что у Николаевой есть дядя – танкист, носящий две шпалы и сейчас принимающий самое непосредственное участие в событиях на Халхин-Голе, и новость о приехавшем от него лейтенанте заинтересовала всех.

– Не галдеть, девчонки! – крикнула Таня. – Я ведь и сама еще ничего не знаю! Наберитесь терпения, вот приеду – тогда расскажу. Люся! Смотри скорее: вот эти рукава как лучше – оставить так, длинными, или закатать?

– Пожалуй, лучше закатать выше локтя, – подумав, сказала Людмила.

– Угу, по-моему тоже… – Таня принялась закатывать рукав и вдруг замерла, сделав большие глаза. – Ой, Люсенька, а пятно?

– Какое пятно?

– Ну какое, ты же сама видела – у локтя, фиолетовыми чернилами, вот такая клякса! Это вчера Олег, свинья такая, когда стенгазету готовили. Ты знаешь, я мыла, мыла, мальчишки даже пемзой терли – все равно видно, хоть реви. Может, не закатывать?

– Ничего, закатывай, – решила Людмила. – Чернила – это не так страшно.

– Правда? – с надеждой спросила Таня. – Ну смотри, на твою ответственность.

– Ой, девочки-и-и, – протянула Зойка Смирнова, – я бы с такой кляксой нипочем…

– Ты глупа. – Таня уничтожающе прищурилась. – И что это вообще за манера – вмешиваться в разговоры старших? Я, по крайней мере, в тринадцать лет вела себя скромнее. Так, я готова. Кому что покупать? Только быстрее думайте! Так, тебе галстук, тебе тоже – ладно, деньги потом, некогда мне сейчас, у меня есть с собой, – значит, всего два галстука – больше ничего? А тебе, Люсенька? Ничего? Ну, мне еще лучше. Девчонки, я побежала. Счастливо оставаться, ведите себя прилично, не безобразничайте, все равно узнаю. Люська, если на ужин будет яблочный пирог и ты не утащишь порцию для меня, то между нами все кончено – до свиданья, до свиданья!

Таня вприпрыжку помчалась к выходу и в дверях чуть не сшибла с ног Ирму Брейер.

– Николаева! !

– Ой, Ирмочка, прости – я тебя не видела, честное слово – извини, я побежала, а то меня ждут…

– Погоди! – Ирма едва успела поймать Таню за руку. – А ну-ка, покажись. Ясно, юбка, как всегда, перекошена…

– Ирмочка, ну я умоляю – меня ждут, понимаешь?

– Ничего, подождут. Я не хочу, чтобы девушка из нашего лагеря разгуливала по Кисловодску чучело чучелом. Поправь юбку, я тебе сказала! Конечно, выбелить тапочки было некогда, да?

– Ирмочка, золотая, вот самое честное слово…

– Пожалуйста, не оправдывайся. Ты знаешь, что до линейки ты должна быть в лагере?

– Да, да, я буду ровно в семь, честное-честное слово…

До Кисловодска было около часа езды. Сидя за рулем старого разболтанного газика, который бренчал и скрипел всеми суставами, лейтенант Сароян щурился из-под фуражки на бегущую навстречу пыльную дорогу и рассказывал о Монголии. Они проезжали сейчас самый живописный участок шоссе Ессентуки – Кисловодск, но Таня не видела окружающих красот. Она слушала лейтенанта, буквально заглядывая ему в рот, и нетерпеливо ерзала по сиденью, когда тот замолкал, беря крутой поворот или обгоняя другую машину.

– Ну-ну, и что? – торопила она его. – И что было, когда отстала пехота?