Листопад - Полли Ива

– Смотри, вот… Да убери палец… Вот начало. Читай.

Знаешь, бывает, хочется стать выше,

Громче, сильнее, чтоб выдержать эту тяжесть.

Ты говоришь, что Боже тебя не слышит.

Просто его доконала твоя усталость.

Зачем отвечать потухшему человеку?

Вот если бы капельку, искорку, да хоть спичку…

Но ты только ноешь, что в этом жестоком веке

Даже влюбляться становится неприлично.

Нет бы бить стены, идти напролом к счастью,

Резать не вены, а хлеб, что потом скушать.

Ты просишь Бога стать для тебя частью

Пошлого сериала. Ему – скучно.

Ему надоело быть пастухом стада.

Люди не стадо. В тысячи раз хуже.

Чтобы не делал, лучше тебе не стало.

Бог молча встаёт и варит себе ужин,

Пока ты – дурак – ревёшь, что ему не нужен.

– И как тебе? – Ната в нетерпеливом ожидании уставилась на подругу, если она кому и доверяла, то только Свете.

– Не знаю, мрачновато как-то… Хотя тема, конфликт и прочее, что мы обычно выявляем при анализе текста – присутствует… – задумчиво сказала Светлана.

Девушки стояли в очереди в университетский буфет. Тучная блондинка на раздаче еле двигалась, а вкусные обеды быстро таяли в руках китайских студентов, которые сметали с полок всё, что плохо лежало.

– Ну ты сама подумай, сколько таких бедолаг на свете, которым всё не то и всё не так. И трава недостаточно зелёная, и небо не такое синее. И все кругом виноваты.

– Нат, просто люди разные бывают. Каждому по способностям, как говорится. Если ты слаб, то сложно перестраиваться, чтобы встать в позицию сильного. Не бывает злых людей, не бывает жалких и никчёмных. Есть лишь люди, каждый со своей историей. А твой Коля их со стадом безропотным сравнивает. Мне, пожалуйста, сок и пирожок с вишней, – обратилась Света к буфетчице, когда очередь дошла до них, – а ты что будешь? – спросила она Натали.

– Возьми мне беляш, – Ната даже зажмурилась от удовольствия, – и бог с ним, с этим стихотворением. Что там за сон такой, что ты всё утро сама не своя? Я сначала подумала, что Ветка моя просто не выспалась после вчерашнего загула, но теперь прям интересно.

Девушки расплатились мелочью с ворчащей буфетчицей и отошли за столик. Стульев не было, и студенты вкушали еду стоя, как кони. Зато и влезало больше.

– Да как тебе сказать? – Светлана задумалась. Трудно было передать словами всё то, что она почувствовала во время сна. Чувства и эмоции, никогда не переживаемые в жизни и от того имеющие ещё большую ценность, до сих пор вызывали дрожь в пальцах. Еле заметную, но от того не менее реальную.

– Да так и скажи, как было. Неужели очередной прекрасный принц прискакал вне очереди?

– Не принц. Но да, парень там был, – сдалась Ветка и рассказала подруге всё, что могла вспомнить.

– То есть ты просто сидела в какой-то замызганной шаражке, когда пришёл красивый парень, непонятно как выглядящий, и подарил тебе кулон? И что в этом необычного?

– Ну… – задумчиво накрутила Света прядь волос на указательный палец, – во-первых, чувство безграничного счастья, узнавания и боли, каких я в жизни не испытывала, а во-вторых, я точно такой же кулон на Воздвиженке видела, помнишь, там магазинчик с мелочёвкой всякой стоит у дороги?

– Скорее всего, ты просто уже видела этот кулон, а потом твоё подсознание и выдало тебе его во сне, – легкомысленно отмахнулась от сна Веты Натали, – а принц… Ну так давно пора, гормоны не дремлют, знаешь ли, – она завернула недоеденный беляш в пакет и засунула в сумку, – на будущее, нам тут ещё три пары торчать, – пояснила она в ответ на удивлённый взгляд Светланы.

***

Он шёл, распинывая носками тяжёлых кожаных ботинок листья. Полуденное солнце умывало город, придавая выбеленным стенам домов особого шарма. Павел свернул во двор. В ушах продолжала звучать новая песня группы «Кредо». Один из наушников уже не работал, приходилось ставить громкость на максимум и выбирать для прогулок улочки потише.

Мимо слепых витрин, мимо больших дорог,

Тупо бреду один, чувствуя, что продрог,

Чувствуя, что причин больше нам нет опять

Рядом стараться быть и этот мир менять.

Паша почти не вслушивался в слова. Ему давно было пора сидеть за партой в холодной аудитории и вникать в физические формулы, выбегая на переменах на крыльцо, чтобы погреться. Но сейчас ему нужно было побыть в одиночестве.

Мать ещё с утра начала капать на мозги. Пашка понимал, что она просто устала от одиночества и бесконечной работы. С тех пор, как отец ушёл от них, мама не оставляла себе ни минуты покоя, боясь, как ему казалось, хоть на минуту остаться без дела и поддаться горю. Но понимай её, не понимай – а итог один – мама найдёт, к чему придраться, он вспылит, хлопнет дверью и уйдёт от греха подальше. Так вышло и в этот раз. А тут ещё и Аля со своим звонком, мол, нам срочно надо поговорить. Вопрос – кому надо? Ему надо только одного – чтобы его хотя бы на время оставили в покое.

В наушниках по третьему кругу звучал второй куплет:

Лужи бьют по ногам желчью усталых дней,

Больше не нужно врать, быть для тебя сильней,

Больше не нужно фраз, глупых, как дважды два.

Два на два будет пять. Пятый ни ты, ни я.

– Пятый ни ты, ни я, – повторил парень вслед за солистом. Сейчас, вдалеке ото всех, всё казалось простым и ясным. Маме нужно помочь справиться с давним разводом, Алине – объяснить, что им пора расстаться. Отношения, которым уже полтора года, никуда не вели. И сейчас он осознал это с пугающей отчётливостью. Ему больше не хотелось встречать её по утрам у подъезда с букетом облетевших от ветра ромашек. Не хотелось смеяться над тем, как она морщит брови и грызёт карандаш во время контрольных. Отдавать ей половину своей шаурмы и доедать за ней мороженое ему тоже больше не хотелось.