Янтарная камера - Александр Тамоников

Матерились потрясенные ополченцы, не замолкали их рации.

Гаспарян хромал, выражался заковыристыми оборотами, хватался за голову, звал людей с носилками.

Алексей отмахивался, сам куда-то брел. Оказалось, что не туда. Его поддерживали, придавали нужный курс.

– Со мной все в порядке, – пробормотал он. – Я не ранен, просто устал чего-то.

Капитана запихивали в «Скорую помощь», он сопротивлялся. Кто-то пошутил, мол, будешь брыкаться, пойдешь в машину из морга. Там еще есть места.

Он очнулся в больничной палате районного госпиталя. Вокруг колдовали смутные личности в белых халатах, перевязывали, вонзали иглы под кожу. Заботливая медсестра омывала его мокрым полотенцем. К похоронам готовила? Но шутки не шли. Алексей даже не пытался, снова провалился в беспамятство.

Очнувшись, он узрел перед собой бледную физиономию Гаспаряна. Тот вился кругами вокруг кровати, рычал на медсестру, говорил, что это его командир, и он никуда не уйдет. Палатку здесь поставит.

Алексей попытался подняться, но не смог. Кружилась голова. Кровь отливала от тела и пропадала неизвестно куда.

– Ну уж хренушки! – Гаспарян метнулся к нему, успел поддержать. – Лежи и не дергайся, командир! Ты вообще видел себя в зеркало?

– Как твоя нога, Рудик? – прошептал Алексей.

– Да к черту ее. Лучше уже, хожу без костыля, но пока болит, сволочь. Ты-то как?

– Счастливый ты парень, Гаспарян, – пробормотал Алексей, борясь с очередным приступом головокружения. – Радуйся, что мы тебя с собой не взяли. Валялся бы сейчас в морге.

– Спасибо, командир. Ты думаешь, я очень счастлив? Все погибли, а я тут прыгаю перед тобой, яблоками трясу.

– Извини, не слушай меня.

Гаспарян расползался, пропадал. Его возмущенный голос стих.

Над страдальцем наклонялась озабоченная Вера Александровна, проверяла температуру, гладила по голове. Она оставалась расплывчатым пятном – нерезкое лицо с перепуганными глазами, больничный халат, пакет с продуктами, который постоянно сваливался с ее колен.

– Господи, милый, что случилось? – Она от волнения заикалась. – Сообщили поздно. Ведь сегодня похороны, все там, на митинге. Былинский и весь штаб. Господи, а тут опять такая трагедия. Как ты чувствуешь себя, Алексей?

– Все хорошо, не волнуйся, я цел. Нашли кого-нибудь? Организовали поиск?

– Милый, я не знаю. Былинский снова рвет и мечет. Несколько подразделений брошены на поиски террористов, заблокированы дороги, ведущие на запад. Не думай пока об этом, отдыхай, слушайся врачей. Боже мой, как я счастлива, что ты жив. Все, милый, я должна бежать, загляну еще. – Она запечатлела на его синих губах страстный поцелуй.

Окружающие лица менялись как в калейдоскопе. Теперь над душой Корнилова висели двое – бледный как полотно начальник штаба Былинский, с ним широколицый офицер с поджатыми губами. Алексей уже сносно себя чувствовал, пытался присесть, кривился, гримасничал.

– Ага, ты еще честь отдай, – прошипел Былинский. – Строевым шагом пройдись до окна и обратно. Это майор Иваненко из штаба корпуса. Его люди сейчас рыщут по нашим лесам. Соболезную, капитан, ты потерял своих людей. Это невосполнимая утрата. Мы отомстим за них. Вспомни, что произошло? Ты видел их лица, слышал разговоры? Помнишь обстоятельства, при которых все происходило? – Подполковник нервничал, не мог найти себе места, насилу справлялся со злобой и растерянностью.

Алексея Никифоровича можно было понять. Все беды, случившиеся за эти дни, лично для него были как тапочка для таракана.

Теперь капитан вспомнил все. Он описывал события тихим голосом – никаких эмоций и переживаний, только факты. Корнилов не собирался плакать перед этими людьми. Лиц нападавших он не видел, слышал голоса, даже помнил, как они шутили. Общались по-русски, но это не значило ровным счетом ничего.

Майор из штаба, надменно выпячивая губу, что-то записывал в блокнот.

– Я так понимаю, диверсантов не поймали, деньги не вернули, – прошептал Алексей, откидывая голову.

– Вы удивительно догадливы, капитан, – сухо отозвался майор, пряча блокнот в нагрудный карман. – У диверсантов имелся солидный запас времени. Место для засады они подобрали грамотно, четко знали, что пойдет колонна из банка. К вашей чести могу сказать, что вы действительно оказывали сопротивление и даже ранили одного из нападавших. Его добили свои, в тех же кустах, чтобы не мешал. Лет тридцати, без особых примет, славянский тип лица, русые волосы. Никаких документов при себе у него, разумеется, не было. Ни денег, ни телефона, ничего, что могло бы помочь следствию. Фото мертвеца отправили в Донецк и в Москву. Возможно, этот тип где-то засветился. Хотя это не столь важно. Еще одна диверсионная группа, получавшая информацию от каких-то здешних ответственных лиц, военных либо гражданских. Знали заранее, подготовились.

– Сумма-то несерьезная, – проворчал Былинский.

– Не знаю, товарищ подполковник. Что везли на самом деле – неизвестно. У банков свои тайны. Но даже официально озвученная сумма – это месячная зарплата работников оборонного предприятия, и не только. Пока еще не все в нашей республике согласны работать за идею.

– Банковская машина не иголка, – прошептал Алексей.

– Согласен, – сказал майор. – Эту «не иголку» мы нашли в девяти километрах к юго-западу от места нападения. Она была брошена недалеко от лесной дороги, наспех замаскирована ветками. Денежных мешков в ней, понятно, не было. Диверсанты поставили растяжку, но этот сюрприз наши люди заметили. Прошел дождь, дорогу размыло. Мы не знаем, на каком транспорте уехали диверсанты. Все тропы до линии разграничения перекрыты. Но пока ничего нет. Добычу они могут припрятать, потом разделиться.

Алексей вовсе не был уверен в том, что имел дело с украинскими диверсантами, но не стал озвучивать свои соображения.

– Всего доброго, капитан. Оставляем вас долечиваться. Мы с вами еще увидимся, – проговорил майор и был таков вместе с Былинским.

Больше в палату никто не заходил, за исключением медсестры, сделавшей герою обезболивающий укол. Девчушка смотрела на него печально, и ему от этого взгляда стало не по себе. Сон накатывался волнами, хорошо хоть, что без пены, и он позволил себе ненадолго уснуть.

Но его сны всегда превращались в неодолимые кошмары. А теперь и подавно. Погибшие парни уходили в закат. Это были бойцы из его группы, безымянные инкассаторы, парни из разведки, которых он даже не знал. Они шли медленно, неохотно, часто оглядывались.