Пиши мне куда-нибудь… - Юрий Михайлов

…Из носа и рта медленно текла кровь. Волосы, испачканные пылью, кто-то успел откинуть со лба назад. Мишка даже не стонал: он лежал, съежившись в комочек. Он был без сознания. Заводской фельдшер орал на всех матерными словами, чтобы искали дверь, которую можно снять с петель… Дверь принесли быстро: разоружили пивной ларек. Пацаны постарше переложили Мишку на доски и уже бегом помчались с ним к выходу со стадиона. У фанерного с облупленной краской «входа-выхода» стояла грязно-зеленого цвета санитарная машина, переоборудованная из военной полуторки.

Серега ходил в железнодорожную больницу, куда быстрее всех удалось доставить Мишку, каждый день. Если его не пропускали утром, в 11-00, он обязательно прорывался вечером, после чая. По настроению врачей, да и самого футболиста, чувствовалось, что Мишка идет на поправку. Он скармливал Сереге все: печенье, баранки, без конца совал ему в карманы конфеты:

– Жуй, братишка, не пропадать же добру. А мне все несут и несут… Вот только с футболом и армией теперь будет плохо, – сказал он как-то буднично, не надеясь, что младший брат поймет его.

– В РУ пойдешь, ремонтником будешь… Вон они сколько заколачивают!

– Дурачок, ты мой, маленький… Я же инвалид… Знаешь, кто такой инвалид? Человек, не могущий работать, как все… А тем более играть в футбол. Или, например, поступить в военное училище и стать летчиком.

– Плевать… Будем с тобой ездить на лошади, собирать утильсырье. Знаешь, сколько мужики зарабатывают? Я тут неделю собирал кости, чтобы купить тебе парочку крольчат, сдавал утильщику… Он мне такого порассказал. Только вот старый он уже и пьет здорово…

– Это тот, что возле базара, что ли, торгует? Без ноги и с двумя пальцами на руке? Так, ему и сорока еще нет. Но он уже с войны вернулся инвалидом первой группы… А я в шестнадцать лет стал инвалидом первой группы, братишка… Чувствуешь, я к чему клоню?

Мишка не смог сдержать слез. Правда, делал вид, что он внимательно рассматривает карниз соседнего корпуса больницы, видный из окна его палаты, где свила гнездо ласточкина семья и откуда постоянно высовывались открытые клювики. Четверо соседей Мишки отвернулись от разговаривающих полушепотом братьев: они якобы были заняты чтением старых газет.

…Ходил он тихо, но сам. Больше года носил большой серый корсет, что доставляло ему, особенно в летнюю пору, огромные мучения. Сергей не понимал до конца, в чем заключается инвалидность брата? Он знал, что у него кости грудной клетки вошли в легкие, одно практически порвали полностью, что ему удалена селезенка, что больше года он проходил обвешанный трубками. Но главное, все боялись за позвоночник брата.

В учебе он безнадежно отстал, и райсобес предложил ему работу в цехе по штамповке картонных коробок. На фабрике собралась такая «примечательная» компания, что работать там брат отказался.

По случаю открытия футбольного сезона, Миша впервые пришел на стадион ГОКа. В такие трудные и непредсказуемые по исходу походы он, как правило, брал с собой младшего брата и инвалидную палку. Медленно шел по открытой заасфальтированной верхней площадке стадиона, опираясь на палку.

– Миш, ты, что ли? – Уже немолодой тренер соседней заводской команды по футболу – Спирин смотрел на бывшего футболиста.

– Я, дядя Валя… Вот выбрался впервые…

– Эх, мальчик, мой, что с тобой сделала житуха… Но ты не обижайся на жизнь… Все бывает. Где ты сейчас, как?

– Честно сказать – нигде, инвалид первой группы, корсетник…

– Фигня все это… Напугали Москву лаптями. Да, я сам корсет дважды носил, а теперь вот тренером полжизни вкалываю… Пойдем со мной, у меня вход на гостевую трибуну. Помнишь, как ты проходил по правому краю? Ах, хорошо, залюбуешься. Делал «сухой лист», как Лобановский, даже лучше.

Мишка оттягивал эту минуту: он боялся вот так сразу выйти за барьерчик и увидеть всю зеленую чашу стадиона. Тренер понимал его, не спешил, стоял рядом, молчал. Дух перехватило, почему-то заныло сердце. Но Мишка не подал вида: теперь он уже не игрок, правый нападающий, а болельщик.

Потихоньку прошли на гостевую трибуну. Дядя Валя, тренер, громко сказал:

– Мишу Серова помните? ! Прошу любить и жаловать… Поаккуратнее с ним, он в корсете…

Потянулись десятки рук, знакомые и малознакомые люди хотели пожать руку настоящему футболисту, так рано и так по-дурацки попавшему в беду. А Спирин гнул свою линию:

– У кого сейчас есть резерв, любой, чтобы поддержать парня?

Молчание не обещало ничего хорошего. Ставки вторых тренеров в заводских командах практически отсутствовали, а если где-то и завалялись одна-две, на них держали таких же неудачников-инвалидов, как и Мишка.

– Пойдешь ко мне в техникум? Я там работаю преподавателем физкультуры. – Вдруг сказал немолодой мужчина с прямыми, зачесанными назад, волосами, которого Михаил даже никогда не встречал. – У нас несколько групп – ребята с инвалидностью… Объясняю популярно: во-первых, будешь учиться, четыре года на всем готовом. Во-вторых, будешь типа вторым преподавателем физкультуры… А то я просто замаялся с этими ребятками из спецгрупп. По окончании техникума, получишь профессию: технолог обувного производства. Культурно и перспективно…

– Давай, Мишуня, решайся! А то сопьешься к энтовой матери, – дядя Валя-тренер, теребил его не на шутку. – Ты хоть ребятам покажешь, что не все потеряно в их жизни. Что есть спорт, что можно восстановить себя, свои силы… Да, что я тебе рассказываю! Давай, Елистратов, встречайтесь завтра, забирай Мишку через собес и с Богом… Про стипендию не забудь: он все же твоим помощником будет…

– Да у меня и полставки найдется!

– Ай, да, умница! Вот это молодец… Учитесь жизни у старших!

Михаил уехал тихо и незаметно в один из больших районных центров области. Багаж ему собрала мама, но чемоданище, набитый всякой всячиной, с собой не дала: послала железнодорожным сообщением. Мишка потом рассказывал Сереге, как он больше недели ходил в весеннюю грязюку в полуботиночках, пока ему завхоз техникума не выдал кирзовые сапоги. А багаж, отправленный поездом, все еще был в пути.

Официально Мишка стал студентом техникума, неофициально – преподавателем физкультуры, а также ответственным за шефские связи и художественную самодеятельность. Все уважительно называли его Михаилом Иванычем. Жизнь потихоньку налаживалась.

Глава третья

По меркам того времени, семья у Мишки и Сереги должна была, по определению, быть неблагополучной. Но, на удивление многих, семья у них была вполне обычная и даже дружная. Одно плохо: жили они крайне бедно. Мать получала за умершего вскоре после войны мужа мизерное пособие. Поэтому она подрабатывала грузчиком на складе и уборщицей в общежитии. А там, в общих туалетах и умывальниках, гадили так, что даже она, деревенская женщина, привыкшая за годы служения в няньках и домработницах ко всему, не выдерживала. Вдруг после работы наотрез отказывалась от еды.