Комендантский час - Эдуард Хруцкий

– Ну зачем же так? Не упоминайте господне имя всуе. Нехорошо. Так кем вы были, молодой человек, в той, иной и спокойной жизни?

– Я закончил Брянское реальное училище.

– Весьма почтенно. И чем думали заниматься?

– Хотел подать прошение в Лазаревский институт.

– О-о-о! Романтика. Запад есть Запад. Восток есть Восток. И с места они не сойдут.

– Киплинг, – мрачно сказал Данилов.

– Мило. Мило. Значит, студент. Пойдемте.

И снова открылась дверь кабинета. На пороге стоял молодой человек в студенческой куртке с петлицами, в брюках с кантом, обтягивающих ноги. Белоснежная рубашка, загнутые углы воротника, галстук с булавкой. Данилов даже причесан был иначе. Волосы разделял ровный английский пробор.

– Студент, Василий Николаевич, студент. Это кличка и легенда. На палец перстень, дорогой, наручные часы, лучше золотые, дорогие запонки. Студент-налетчик.

– Где же мы все это достанем, Федор? – повернулся Манцев к Мартынову.

– Да такому залетному все достанем, – засмеялся начальник группы, – все, что надо.

– А теперь, Данилов, то есть Студент, – сказал Манцев, – знакомься со своей напарницей.

Он подошел к дверям.

– Заходи, Нина.

В кабинет вошла красивая высокая блондинка в строгом темно-синем платье, отделанном белыми кружевами, в высоких светлых ботинках на каблуках.

– Вот с ней ты и пойдешь. Это наш товарищ, Нина Смирнова. Так что знакомьтесь.

Девушка подошла к Данилову, протянула руку:

– Нина.

– Иван. – Данилов посмотрел ей в глаза и смутился.

Квартира была маленькой и по-казенному чистой. Всего две комнаты.

– Располагайтесь здесь. – Козлов положил на стол пакет с едой. – Сами понимаете, за порог ни ногой.

– Надолго? – спросила Нина.

– Как придется. Одежду не снимайте, привыкайте к ней, а то ты, Ваня, в этих манишках, как корова под седлом.

Козлов проверил телефон и ушел.

Иван подошел к окну. Внизу лежал занесенный сугробами пустырь. По снегу разгуливали важные, похожие на монахов вороны.

В квартире было тихо, только капала из крана вода да потрескивала свеча.

И эти, такие мирные звуки приносили воспоминания о прошлом. Казалось, что остановилось время. Не было белых, фронтов, заговорщиков, бандитов. А был только этот пустырь с воронами, звук разбивающейся в раковине воды, треск печки.

Данилов был слишком молод, ему шел девятнадцатый год. Он еще не избавился от прекрасного ощущения бесконечности жизни. И хотя, работая в группе Мартынова, он видел смерть и горе, участвовал в перестрелках и облавах, он еще не думал о смерти.

Много позже, когда в памяти его прошлое отодвинется, как в перевернутом бинокле, он поймет, какая смертельная опасность подстерегала его.

Но сегодня его волновало совсем другое.

Данилов закурил, взял «Курс криминалистики», подаренный Бахтиным, и углубился в чтение. Нет, он не пойдет после окончания войны в Лазаревский институт. Наука раскрытия преступлений увлекла его, и он твердо решил стать криминалистом.

Манцев и Мартынов шли вдоль Пречистенского бульвара. Навстречу им из-за угла, чеканя шаг, двигалась рота красноармейцев. Новые, еще не обмятые шинели, смушковые папахи, новые ремни.

– Левой! Левой! – звонко и радостно неслась в морозном воздухе команда.

Лица красноармейцев от мороза румяные, шаг твердый.

Мартынов остановился, пропуская строй, внимательно вглядываясь в лица бойцов.

– Они скоро на Деникина, – с грустью сказал он.

– Завидуешь, Федор? – Манцев положил ему руку на плечо.

– И да и нет, Василий Николаевич. Завидую простоте. На фронте все ясно. Враг издалека виден.

– Это ты прав. А нам порой приходится искать врага рядом с собой. Вспомни левоэсеровский мятеж.

Они свернули в сторону Сивцева Вражка. У доходного дома остановились.

– Может, мне подождать, Василий Николаевич? – хитро усмехнулся Мартынов.

– Нет, Федор, пошли вместе. В другое бы время пришел один, пригласил бы девушку по Москве погулять, в Художественный театр сводил. Вместе погрустили бы над судьбой трех сестер. В другое время.

– Василий Николаевич, дорогой мой, разве для любви есть время?

– Слишком тяжела ее утрата, и слишком большая опасность угрожает ей.

– Вы думаете?

– Предполагаю.

Строгая, вся в черном, Елена Климова сухими от горя глазами глядела на Мартынова и Манцева.

– Елена Федоровна, – сказал Манцев, – покажите нам комнату брата.

– Прошу.

Комната Климова была небольшой. Книжный шкаф, диван, покрытый ковром, письменный стол.

Над диваном скрещены две шашки: одна с анненским, другая с георгиевским темляком и позолоченным эфесом.

Мартынов подошел ближе и прочитал: «За храбрость».

Рядом висело несколько фотографий. Группа юнкеров-александровцев, два молодых подпоручика в парадной форме, Алексей Климов в штабс-капитанских погонах, с рукой на перевязи.

Манцев подошел к стене, начал рассматривать фотографии.

– Кто это рядом с Алексеем Федоровичем?

– Его товарищ по училищу, Сергей Наумов, они сфотографировались в день производства.

– Елена Федоровна, а у вас, случайно, нет фотографии Виктора Копытина?

– Конечно, Василий Николаевич, но зачем она вам?

– Елена Федоровна, мне тяжело говорить, но Алексея Федоровича убил Копытин.

– Нет! .. Это невозможно…

– Но это так. Копытин убил и Басова, и еще нескольких человек.

– Это невозможно.

– Елена Федоровна, поверьте мне, на его руках много крови прекрасных, нужных новой России людей.

– Он заговорщик?

– Нет, он стал бандитом.

Елена опустилась на диван, закрыла лицо руками. Так она сидела несколько минут, потом посмотрела на Манцева:

– Он вчера был у меня.

– Зачем?

– Он ничего не знал об Алешином письме, он приходил и сказал, что брата убили вы.

– Неужели вы ему верите?

– Нет.

– Так где его фотография?

– Висела на стене.

На месте фотографии они увидели только темный квадрат на выгоревших обоях.

– Он заходил в эту комнату?

– Да, – тихо ответила Елена.

– Елена Федоровна, он мечется по городу, как зверь, у него нет выхода, мы его поймаем, но он может появиться у вас снова.