Комендантский час - Эдуард Хруцкий

Климов поднял воротник и зашагал к Спиридоньевке.

– Товарищ гражданин, – окликнул его севший на морозе голос.

Климов остановился.

– Огонька не найдется? Страсть как курить охота.

Климов подошел, достал зажигалку.

– Ваше благоро… Тьфу, гражданин штабс-капитан… Не признаете?

– Скурихин, ты?

– Так точно, – улыбнулся постовой.

– Ты же в деревню собирался, землю делить.

– Вишь, дело какое, не доехал. В милицию служить пошел.

– Ты что, партийным стал?

– Уж полгода, а вы-то как, Алексей Федорович, значит, с нами?

– Инструктором по военному делу служить буду.

– Я с нашими спорил. Одни говорили, что вы на Юг подались. А я им – не такой человек наш ротный. Вас, как в шестнадцатом ранили, мы очень жалели… Новый ротный зверь пришел. А к вам мы всей душой.

– Ты вот что, Скурихин, заходи ко мне. Адрес-то помнишь?

– Это куда я в пятнадцатом сестрице вашей письмо передавал?

– Туда. Заходи. Ждать буду.

Климов бросил руку к козырьку. Шагнул в темноту.

Многовато неожиданных встреч для одного дня. Он сделал несколько шагов, и темнота слила его со стеной дома.

А сзади вылетели автомобильные фары.

– Постовой! Как к Страстному монастырю проехать?

Климов обернулся.

Скурихин шел к машине.

Три выстрела разорвали темноту.

И падает, падает его солдат, георгиевский кавалер Скурихин, падает на землю, которую так и не успел поделить.

А свет фар в сторону ушел. Разворачивается машина.

И словно в Галиции, в войне, в окопах. Прыжок – и он рядом с убитым, выхватил наган из кобуры у лежащего.

А машина буксует.

Как на фронте, как в бою. Прыгнул ей наперерез штабс-капитан Климов.

Выстрел!

Разлетелось лобовое стекло.

Выстрел!

Кто-то закричал.

Выстрел! Выстрел! Выстрел!

Машина словно слепая ударилась в столб и застыла, задрав капот.

Вывалился на снег человек и пополз.

А у Климова еще один патрон.

– Встать! Брось оружие!

Упал к ногам Климова маузер. Он наклонился, ловко подхватил его.

– Не стреляй… Ой, не стреляй… – заголосил человек, – не хотел я.

– К стене! – скомандовал Климов.

А из переулка снова свет фар и прямо на него. Значит, конец. Климов поднял маузер.

Автомобиль затормозил, поехал юзом. Выскочили из него люди в кожанках.

– Чека! Не стреляй!

Мартынов подбежал к разбитой машине.

Шофер уронил на баранку простреленную голову, рядом с ним еще один, двое сзади.

Мартынов подошел к Климову:

– Это вы их?

– Да. Они убили моего солдата.

– Милиционера.

– Он был солдат моей роты на фронте.

– Хорошо стреляете. Наган его?

– Да.

– А маузер?

Климов кивнул в сторону бандита, которого обыскивали Данилов и Козлов.

– Документы попрошу.

– Извольте.

– Федор, – подбежал Козлов. – Этот из банды Собана. Собан на даче в Сокольниках. Говорит, не расстреляете – покажу.

– Двух человек оставь у машины. А мы в район милиции, протелефонировать надо, пусть людей в Сокольники шлют.

Мчится по улицам Москвы машина. Между Даниловым и Козловым сидит задержанный, в углу – Климов.

– Гражданин комиссар, – сказал Алексей, – дайте мне наган.

Мартынов повернулся. Внимательно посмотрел на Климова. Молча протянул ему наган, насыпал в ладонь золотистую кучку патронов.

От здания МЧК в сторону Сокольников отъехал грузовик с вооруженными бойцами отряда особого назначения.

Кончилась Москва. Остался позади трамвайный круг. Началась Сокольническая роща. Мартынов приказал остановить машину.

– Данилов, останься. Будешь ждать опергруппу.

– Товарищ Мартынов…

– Выполняй приказ.

Машина пошла дальше. И остался Ваня Данилов один у края рощи.

Темень. Глушь. Ветер шумит в деревьях.

Он вынул наган, взвел курок и сунул руку с оружием за пазуху.

– Где? – Голос Мартынова спокоен, словно в гости едет к приятным людям.

– Начальник, ты обещал…

– Не скули, не тронем.

– Сейчас поворот будет, а там вторая дача от края.

– Стой! Егоров, – повернулся Мартынов к шоферу, – останешься с этим. Мы с Козловым пойдем. Вы тоже можете остаться, гражданин Климов.

– Я пойду с вами.

Мартынов помолчал. И сказал тихо:

– Согласен.

Они шли след в след по заснеженной просеке. Вот и дача.

– Ну, пойдем, благословясь. Я первый, Козлов за мной, вы, Климов, за окнами смотрите, если с нами что, постарайтесь задержать их, опергруппа с минуты на минуту приедет.

Мартынов поднялся на крыльцо и толкнул дверь. Она поддалась. Они с Козловым вошли на террасу.

Еще одна дверь, распахнута настежь.

Темнота дома таила неожиданную опасность. Мартынов шагнул в темную прихожую.

Климов стоял за деревом, внимательно вслушиваясь в тишину.

Где-то недалеко заурчал мотор автомобиля. Голос его ближе и ближе. На просеку ворвался грузовик. Люди с винтовками окружали дачу.

Горела лампа в столовой, ходили по комнатам чекисты. Никого. Ушел Собан.

В окна здания на Малой Лубянке пришел рассвет. Залил тусклым светом комнату, растворил желтизну электрической лампы.

– Сколько же один человек наврать может, немыслимое дело! – Мартынов встал из-за стола, подошел к печке, приложил ладони к темному кафелю. – Слушай, – продолжал он, – ты раз правду скажи, тебе же легче будет.

Арестованный сидел у стола, вжавшись в спинку огромного резного стула, затравленно глядел на Козлова и Данилова, устроившихся на диване.

– Поехали по порядку. – Мартынов подошел к нему, сел на край стола: – Имя?

– Ну, Петр.

– Отца как звали?

– Ну, Евсей.

– Ты что, извозчик – ну да ну. Говори толком. Петр Евсеевич. А фамилия?

– Бухин.

– Значит, Петр Евсеевич Бухин. И в машину ты попал случайно, ни в кого не стрелял?